Размышления
по поводу
книги лКто
сегодня
делает
философию в
России╗ Т. 1. Ч М.:
Поколение, 2007. Ч 576
с.
НИКОЛАЙ
ВЕРЕСОВ
Университет
Оулу,
Финляндия
Часть
четвёртая: М.
Рыклин, В.
Савчук, А.
Секацкий, С.
Семёнова, Е.
Смирнова, Н.
Солодухо, А.
Сосланд, О.
Фомин, М.
Эпштейн
Произведение
философии в
эпоху
лсуверенной
демократии╗.
Михаил
Рыклин (стр. 246-265).
Для того,
чтобыа
сразу
внести
ясность,
скажу, что М.
Рыклина я к
разряду
лфилософской
попсы╗ не
отношу. А то,
что
некоторыми
своими
работами,
сделанными
лна злобу дня╗,
он сам себя в
эту попсу
невольно
вписывает Ц
так на это он
имеет полное
авторское
право. Но даже
в лпопсовых╗
своих
работах,
рассчитанных
исключительно
на западного
интеллектуального
читателя и
написанных
для журналов
(например, Lettre International Ц типа
российского
лМосковского
комсомольца),
он остаётся
профессиональным
философом. И
даже когда он
писал на
темы, которые
беспроигрышно
вызывали
интерес у
западного
читателя (о
терроре,
например) он
тоже оставался
профессиональным
философом. И,
наконец, даже
когда он
писал о
судебном
процессе над
участниками
небезызвестной
выставки
лОсторожно!
Религия╗ - это
была попытка
именно
философского
осмысления
происходящего.
Конечно,
профессиональный
философ! Ещё
бы - учился у М.
К.
Мамардашвили,
знает языки,
целый год работал
в семинаре Ж.
Деррида и
лично знаком
с Шульбертом,
простите, с
Гваттари.
Я до сих
пор нахожусь
под
впечатлением
некоторых
его работ, с
которыми мне
довелось познакомиться,
особенно от
книги
лДеконструкция
и деструкция╗.
Если бы
кто-то меня
попросил выразить
мнение о них
одним словом,
я бы, наверное,
сказал, что
они
обаятельные.
Какое-то
время назад,
на
конференции,
где мне
довелось
участвовать,
один мой
приятель - известный
английский
философ -
спросил, кого
из русских
современных
философов я
мог бы выделить.
Я,
естественно,
сделав все
необходимые
в таком
случае
оговорки (что
я не профессиональный
философ, и не
особенно
слежу за
новостями и
т.д.), среди
прочих
назвал имя Михаила
Рыклина.
Реакция была
для меня совершенно
неожиданной Ц
лТы что,
Николай, с ума
сошёл? Да он
же просто
пропагандист
и интерпретатор!╗
Причём, слово
пропагандист
мой приятель
произнёс
по-русски. лНо
почему же?╗ -
попробовал
возразить я.
лА потому же (и
это слово
было сказано
по-русски), если
ты считаешь
его
философом, то
назови хотя
бы одну его
оригинальную
философскую идею!╗.
Я сказал, что
сразу
ответить не
смогу и
сделаю это
позже.
Вернувшись
домой, я принялся
перечитывать
все
имеющиеся у
меня работы
М. Рыклина. И
через
некоторое
время, понял,
что ответить
мне нечем. И
даже больше
того, чем
больше я
читал, тем
больше находил
подтверждений
тому, что мой
приятель был
прав.
Этот мой
текст я,
конечно,
перешлю тому
английскому
приятелю. И
пусть это
будет моим,
хоть и
запоздалым,
ответом на вопрос,
является ли
М. Рыклин
философом
или нет. И
интервью с М.
Рыклиным,
представленное
в
обсуждаемой
книге,
оказалось в
этом смысле,
как нельзя
кстати, ведь
значительная
его часть как
раз и
посвящена
двум этим
темам Ц
пропаганде и
интерпретациям.
Более того,
из интервью
видно, (если я
правильно понял),
что
пропаганда
(которую
собеседники
называют
модным
словом
лкультуртрегерство╗)
и
интерпретации
- не просто
некие второстепенные
темы, а, в
некотором
смысле,
принципиальные
философские
позиции,
лежащие в основе
работы М.
Рыклина. Об
этих двух
темах я и
хочу
поговорить.
Сначала Ц
о пропаганде,
простите, о
культуртрегерстве.
Начну с
одного
замечания a propos. После
того, как я
выложил в
Интернете
первую часть
моей
рецензии,
один из
читателей упрекнул
меня в неверном
понимании
термина культуртрегер.
Напомню, в
чём там было
дело. В своём
интервью А.
Ашкеров
назвал С.С.
Аверинцева
образцовым
культуртрегером.
Я посчитал
это сомнительным
комплиментом,
напомнив, что
одно
из значений
этого слова -
колонизатор,
порабощающий
отсталые
народы под
прикрытием
насаждения
культуры, и
посетовал,
что автор мог
бы подобрать
для великого
мыслителя
иной,
недвусмысленный,
комплимент.
Не знаю уж, почему
это вызвало
столь
болезненную
реакцию
читателя.
Неужели
другого
слова для С. С.
Аверинцева,
действительно,
не нашлось?
Я говорю
это к тому,
что
лкультуртрегер╗
и лпропагандист╗
- конечно, не
одно и то же.
Но, в некотором
смысле,
значения
этих слов
очень близки.
В советское
время
главной
задачей пропагандистов
(и было их,
пропагандистов,
ужас как
много) было
распространение
передовых
идей среди
трудящихся.
При этом имелось
в виду не
только
распространение
идей советского
строя, но и
распространение
философских
знаний,
распространение
достижений
культурыЕ В
этом смысле
пропаганда и есть
лраспространение╗
или, если
сказать
грубее, внедрение
в сознание
людей некой
системы взглядов,
представлений
или просто
какой-то
информации,
специально
для этого
препарированной.
При этом
самим
пропагандистам
часто было
безразлично,
что именно
пропагандировать.
А некоторые,
особо
лпродвинутые╗,
пропагандисты
пропагандировали
только то,
что вызывало
потенциальный
интерес у
этих самых
трудящихся,
забирая,
разумеется,
все лавры.
Культуртрегер
в этом
смысле Ц тот
же
пропагандист,
специализирующийся
на распространении
культурных
знаний.
Обратимся
теперь к
тексту. М.
Рыклин
считает
культуртрегерство
непременным
атрибутом
любого
серьёзного
философа:
Ч
Я не вижу
ничего
плохого в
культуртрегерстве.
Любой
серьёзный
философ -
культуртрегер,
то есть такой
культурный
человек,
который
может
прочитать
тексты на языке
оригинала.
Настоящее
варварство Ч
обвинять
философов в
культуртрегерстве.
Философ в
принципе
должен знать
древнегреческий
язык, латынь,
немецкий,
французский,
английский и
итальянскийЕ
Я
пожелаю всем
тем, кто рассуждает
на тему
культуртрегерства,
быть
по-настоящему
образованными,
чтобы уметь
прочитать
текст на
языке
оригинала,
уметь
говорить с
коллегами из
других стран
на языке,
который те
хотя бы
чуть-чуть
понимают. Да,
культуртрегерство
Ч это
необходимое, но
недостаточное
условие для
того, чтобы
заниматься
интеллектуальной
работой (стр. 254)
Стоит
заметить, что
для М.
Рыклина
культуртрегер
Ц это просто
культурный
человек, владеющий
иностранными
языками. И,
похоже, г. Нилогов
с этим
согласен.
Теперь
скажите, чем
моё
понимание
этого
термина
(колонизатор,
действующий
под
прикрытием
распространения
культуры)
хуже? Кстати,
то значение этого
слова,
которое
использую я,
отражено и в
словарях. То,
что М. Рыклин
использует
этот термин,
акцентируя
лингвистический
аспект, в
данном
случае -
знание
иностранных
языков,а
-
объясняется
тем, что интерпретаторство
для него тоже
является
важным
аспектом философствования.
Но к этому мы
ещё вернёмся.
А пока я
хотел бы
обратиться к
тому, как М. Рыклин
выполняет
свою
культуртрегерскую
роль. В
интервью
есть пример
такой работы,
когда речь
заходит о
постмодернизме.
-
Под
постмодернистами
я
подразумеваю
таких людей,
которые
пытаются
деконструировать
идеологемы и
мифологемы,
чтобы с их
помощью
манипулировать
общественным
сознаниемЕ
Ч
Французы
охотно
называют
себя
постструктуралистами,
а термин
лпостмодернизм╗
выдуман журналистами.
лПостмодернизм╗
сблизил людей,
которые
между собой
имели мало
общего (например,
Бодрийяра и
Деррида,
Вирилио и Делёза)
(стр. 249)
Под
словом
лпостмодернизм╗
образуется
целая свалка
из самых
разных философов.
Сколько
значимого
пропадает
из-за такого
вульгарного
обобщения!
Мне кажется,
что в
философской
литературе
мы должны вообще
отказаться
от этого
термина,
оставив его
для нужд
интеллектуальных
публицистов,
когда те
обращаются к
многомиллионной
аудитории.
лПостмодернизм╗
придуман для
огромных масс
Ч для
читателей
массовой
философии,
которые не
хотят
напрягаться,
Ч которые
никогда не
поймут
разницу
между,
например,
Лиотаром и
Бодрийяром,
между
Лиотаром и
Делёзом, между
Делёзом и
Вирилио. А
разница эта
огромная!
Когда
спрашиваешь
Бодрийяра о
Деррида, то для
него
последний
оказывается
совершенно
чуждой
фигурой.
Вирилио Ч
вообще
носитель
другой
культуры
философствования.
Человек,
готовящий
себя к
профессиональной
карьере,
должен
научиться
работать
пинцетом, а
не палицей, а
лпостмодернизм╗
Ч это палица. Я
никогда не
употребляю
это слово в
своих текстах
(стр. 250)
алПостмодернизм╗
Ч один из
иллюзорных терминов,
которые лишь
по видимости
что-то объясняют.
Между
Курицыным и
Бодрийяром Ч
сходства
никакого,
хотя кто-то и
того, и
другого
может
называть
лпостмодернистом╗.
Из-за того,
что в России
культура
чтения
философских
текстов пока ещё
низкая,
приходится
постоянно
сталкиваться
с таким
невежеством
в виде
отождествления
и обобщенияЕ
(стр. 250).ааа
К
сожалению, в
России пока
тоже
ощущается дефицит
вдумчивого,
интеллигентного
читателя. С
другой
стороны,
свежепереведённых
текстов
много, бум
переводов
буквально захлестнул
нашу
философскую
аудиторию
(стр. 251)
Ч
Под лпостмодернизмом╗
на русской
почве сейчас
понимается
практика
свободного
философствования
и
преодоление
идеологичности
советской
философии.
Ч
Почему же это
тогда
лпостмодернизм╗?
Это просто
попытка
совершения
некоего
философского
усилия в
необычных и
сложных
обстоятельствах,
в которых
находились и
Мамардашвили,
и Ильенков, и
другиеЕ
Проницательный
философский
читатель должен
знать язык
оригинала, а
также по
возможности
институциональную
инфраструктуру
(контекст), из
которой
возникают те
или иные
философские
тексты. Он
должен
употреблять
микроскоп, а
не читать по
принципу Ч
лКурицын Ч
постмодернист╗,
лДугин Ч
постмодернист╗,
лСурков Ч
постмодернист╗.
Термин
лпостмодернизм╗
Ч это вода. А
чем вам Геббельс
не
постмодернист
(лЛожь должна
быть
чудовищной,
чтобы ей
поверили╗)?
Геббельс был
политтехнологом
не менее высокого
уровня, чем
большинство
современных
политтехнологов.
А почему же
Радек не постмодернист?
Или
Парвус-Гельфанд?
(стр. 251)
Ну что
тут сказать.
По заданным
вопросам видно,
что
интервьюер
явно понятия
не имеет, что
такое
постмодернизм
Ц то ли это практика
свободного
философствования,
то ли деконструкция
мифологем
для
манипуляции
общественным
сознаниемЕ А
вот ответы
показывают,
что М. Рыклин
владеет
предметом и знает,
о чём
говорит. И
весь его
ответ, заметьте,
уместился на
одной
странице.
Ответ, действительно,
по существу и
прекрасно
аргументирован.
Это может
произвести
впечатление, и,
видимо,
производит.
Ровно такое
же впечатление
произвело
чайное
ситечко на
Эллочку
Щукину в
бессмертном
произведении
И. Ильфа и Е.
Петрова.
О том, что
лпостмодернизм╗
- это не более
чем яркий
лейбл,
иллюзорный
термин, и так
знают все те,
кто этим
вопросом
серьезно
занимается. А
вот
рассказать
об этом так,
чтобы было понятно
необразованной
массе Ц это,
собственно
говоря, и
есть распространение
научных
знаний,
причём даваемых
на
элементарном
уровне,
соответствующем
дремучему
уровню массы.
Как раз то, чем
занимались
пропагандисты
в советские времена.
Или даже
раньше Ц лЧто
вы, барыня!
Нынче в
Париже уж
другая мода!
Такие шляпки
там уже лет
двадцать, как
не носятЕ╗
Теперь Ц
несколько
слов об
интерпретациях
и
деконструкциях.
Ч
Философ
является
производителем
концептов,
тогда как
культуртрегер
Ч лишь
эрузитом
(термин Ф. И.
Гиренка),
паразитирующим
на чужих
текстах?..
Ч
Не согласен с
вами и с
Гиренком.
Например, Жак
Деррида был изначально
философом-комментатором
и создал всю
свою
концепцию на
текстах
других философов.
Деконструктивизм
Ч фундаментальное
направление
в философии XX века.
И у Делёза вы
не найдёте
так называемых
аутентичных
текстов. И у
Фуко. Смешно
представление,
будто
оригинальность
лежит
исключительно
в области
самовыражения
философа.
Другой
всегда
предшествует
нам.
Ч
А разве Другой
не
препятствует
нашему
самовыражению?
Ч
Если вы
будете
игнорировать
или уничтожать
Другого, то
умрете
раньше его. Другой
является
свидетелем
нашей смерти
(стр. 256 Ц 257)
Реакция
М. Рыклина Ц
представителя,
как он сам
говорит,
европейской
философской
традиции,
вполне
понятна. Ведь ещё Уайтхед считал, что Уthe safest general characterization
of the European philosophical tradition is that it consists of a series of
footnotes to PlatoФ. Кстати
сказать
(здесь я сужу
как
психолог), М.
Рыклин как-то
по-особому
болезненно
реагирует на
попытки
оценить его
работу, как
исключительно
интерпретаторскую
и
популяризаторскую
(культуртрегерскую):
Ч
Вы слышали
когда-нибудь
в свой адрес
обвинения в
культуртрегерстве?
Во
франкомании?
Ч
У меня только
в Германии
вышло 120
текстов! Немецкая
публика
читает
человека,
который реферирует
французские источники?!
Да это
смешно! Зачем
тогда им нужно
переводить
эти 120 текстов?
Индустрия интерпретации
философских
текстов в
Европе
развита
очень хорошо.
Мои
тексты не
сводятся к
компиляции
или культуртрегерству
(стр. 253).
Я, по
правде
сказать,
думал, что М.
Рыклин пишет
свои тексты
на немецком
языке сам.
Ведь он же
постоянно
твердит, что
философ
должен знать
иностранные
языкиЕ А его, оказывается,
переводят. Но
я уверен, что
французский
язык М.
Рыклин знает
лучше, чем
немецкий, и
может на нём
не только
читать, но и
писать Ц
иначе как же
он мог целый
год заниматься
в семинаре Ж.
Деррида и
разговаривать
по телефону с
Ж. Делёзом? Да
ведь и книгу
они с Ж.
Деррида
написали в
соавторстве Ц
лДеррида в
Москве╗
называется.
Правда, в
официальной
библиографии
Ж. Деррида она
отсутствует,
есть только
указание на отдельную
его статью в
книге под
редакцией М.
Рыклина. Но
это ведь не
важно;
главное, что она
присутствует
в списке
публикаций М.
Рыклина как
написанная в
соавторстве
с Ж. Деррида.
Это, конечно,
мелочь.
Только напоминает
мне это
другую
историю:
когда Соломон
Волков
готовил
книгу своих
разговоров с И.
Бродским, он
выступил в
роли автора
этой книги,
но объявить
И. Бродского
соавтором всё
же не
решилсяЕКультуртрегер
культуртрегеру
Ц рознь!
Вот
если бы М.
Рыклин, в
ответ на
обвинения в
культуртрегерстве,
показал бы,
что он не
только
реферирует
французские
источники, но
и развивает
собственную
оригинальную
философскую
концепцию, и
хотя бы
кратко о ней
рассказал Ц
это был бы,
действительно,
ответ
философа, а
не
культуртрегера-интерпретатора-деконстуктора.
А так Ц ссылка
сразу на 120
текстов меня,
скажу прямо,
не очень
убеждает.
Лучше было бы
сослаться на один
текст, но
действительно
философский. Тогда
не было бы
вопросов.
Но не будем
отвлекаться.
Представление,
будто оригинальность
лежит исключительно
в области
самовыражения
философа -
действительно
смешно.
Однако, не
менее смешно
утверждать,
что у Ж.
Делёза или у
М. Фуко нет
аутентичных
текстов. Я,
конечно,
понимаю, в
России в
околофилософском
сообществе
всё действительно
страшно
запущено, но
зачем
вводить
людей в заблуждение?
На каком
основании "Логике
смысла"
отказано в
праве
считаться
аутентичным
текстом? И
почему лСлова
и вещи╗ - не
аутентичный
философский
текст? Видимо,
у философа М.
Рыклина
какие-то
особые критерии
аутентичности,
мне
неведомые.
Интерпретация
и
комментирование
текстов Ц
лишь часть
философской
работы.
Потому что
тексты, а
особенно
классические,
просто надо
знать и знать
хорошо. Но
философская
работа не
сводится
лишь к
интерпретации
и деконструкции.
Хотя,
повторю, это
очень
нелегкая и
очень тонкая
работа.
Верно, что
многие
философы (в
том числе и
отмеченные М.
Рыклиным, но
не только они)
начинали как
интерпетаторы
и создавали
свои
концепции на
текстах
других
философов. Но
именно начинали!
Начиная как
интерпретаторы,
они приходили
к созданию
оригинальных
философских
концепций. А
многие
философы не начинали
как
интерпретаторы
текстов
других философов.
И, наконец,
многие, начавшие
как
интерпретаторы,
так и
остались
интерпретаторами-пропагандистами,
не став философами.
Я мог бы
назвать два
десятка лично
мне знакомых
интерпретаторов,
которые искренне
и
справедливо
гордятся тем,
что делают
важное и
полезное
дело, но
философами себя
не считают,
хоть и
работают на
философских
факультетах.
И ещё. Деконструктивизм
Ц действительно
одно из
фундаментальных
направлений
в философии XX века.
Никто с этим
не спорит. Но
философские
тексты Ц это
всё-таки не
конструктор
лЛего╗, а
объективизированная
живая мысль
философа. А
философ (и не
только в ХХ
веке) Ц это не
тот, кто
предаётся
пустому
абстрактному
умствованию
на любую
конкретную
тему лна
злобу дня╗
или пересказывает
чужие
философские
тексты местным
аборигенам.
Ведь по этому поводу ещё Л. Витгенштейн высказался совершенно определённо: лOnly
letТs cut out the transcendental twaddle when the whole thing is as plain as a
sock on the jaw╗. Философ Ц
это тот, кому
удалось
решить, или даже
только
поставить,
хотя бы одну
по-настоящему
философскую
проблему.
Да, на
фоне
современной
российской
попсы М. Рыклин
Ц безусловно,
мыслитель. А
если
посмотреть
на фоне
философии?
Действительно,
who is Mr. Ryklin?
Пропагандист,
популяризатор-интерпретатор,
культуртрегер?
У меня нет
ответа. Но я ведь
не философ. И
потому я хочу
обратиться к
философскому
сообществу с
просьбой.
Уважаемые
господа! Убедительно
прошу Вас -
покажите мне
хотя бы одну
оригинальную
философскую
идею М. Рыклина,
чтобы мне
было что
ответить
моему приятелю
Ц английскому
профессору
философии.
Геометафизика,
или
Топологическая
рефлексия.
Валерий
Савчук (стр. 266-282)
Какая
чудная книга
Ц лИз жизни
доцентов╗ В.
Савчука!
Прелесть,
только
маленькая
очень. Но
доценты Ц они и
есть доценты,
сколько об их
жизни не
рассказывай,
на толстую
книгу всё
равно не
хватит. А вот
афоризмы мне
нравятся.
Например, этот:
Доцент из
новой
генерации
говорил так:
Ч Мысль
есть
взъерошенная
поверхность.
Отказ от
глубины, от
откровения,
пронзительности,
от
самомнения и
эмфатических
текстов, от
знания
сакрального,
от
визионерства,
от контрольного
пакета акций
на истину Ч её
путь к
поверхности.
Её сегодня
уже не
спасает ни
чистота
исполнения
фигур обязательной
программы
философского
катания, ни
тщательная
штопка сети
философских
категорий, ни
цитаты из
Хайдеггера.
Ч Пришли
иные времена,
и племя
незнакомое, и
философия их
чёр-те знает
какая, Ч
говорил доцент
из классических
(1992).
И
действительно,
пришли
другие
времена. Наигравшись
постмодернизмом,
так ничего
по-настоящему
в нём не
поняв и
ничему у него
не
научившись
(ну прямо как
дети -
поиграли погремушкой
и бросили,
когда
надоела),
наши доценты
вдруг, как с испугу,
бросились от
него
врассыпную
кто куда. А
чтобы это
паническое
бегство
выглядело
отступлением
на заранее
подготовленные
позиции,
навыдумывали
всяких
манифестов.
Читаешь
какой-нибудь
из них
(например, лОт
модернизма к
новой
архаике╗) Ц и
видишь: ну точно
приказ об
отступлении.
Куда вот
только отступать?
А новая
архаика Ц чем
не вариант? А
там ведь
столько
новых
погремушек!
Топологическая
рефлексия,
геометафизика,
контртекст,
контрсексуальность!
Нам мало просто
рефлексии,
нам
топологическую
подавай. Простой
рефлексией
сыт не
будешь! Ну и
что, что мы
понятия не
имеем, что
такое есть
метафизика.
Мы такую
заместо неё
геометафизику
разведём,
чертям в аду
тошно будет!
И такой контртекст
напишем
контрбуквами
в контркниге,
что читать
его нашим
контрчитателям
будет так
приятно, всё
равно как
контрсексом заниматься
с
контрпартнёром.
И плевать нам
на
контраргументы!
У нас один
только закон
лсимметрии
ран
архаического
космоса╗ чего
стоит! Не
чета Вашим
замшелым
законам диалектики!
И потом, не
вечно же
ходить в
доцентах,
пора что-то
своё
изобретать.
Так что долой
постмодернизм,
даёшь новую
архаику! И нечего
нас
архаивать,
извините,
охаивать.
Но не
тут-то было!
Ведь:
Философы
подобны
эстрадным
певцам Ч
много их. И
чем больше,
тем труднее
стать
популярным.
ХотяЕ кто живёт
в центре, кто
пишет и
публикует в
центре...
Почему-то
нет
популярных
певцов на
грустном
Нечерноземье,
как нет там и
философов, прости
Господи (1991)╗
(Стр. 273)
- Не
может быть! -
воскликнул я:
- Ведь, как
говорится,
всё, что быть,
не может
есть!
- Вы что,
- сказал мне
нечернозёмный
доцент В. Савчук,
Ц не лвсё, что
быть, не
может есть╗ а
лвсё, что есть,
не может
быть╗ (стр. 268).
- Не
очень то и
перепутал! Ц
возразил я. Ц В
первой
максиме не
больше
смысла, чем
во второй. Или
не меньше?
лНаша
философия ещё
не написана,
история её
ещё не
состоялась,
политкорректность
не
разоблачена,
гуманизм не
преодолён.
Философия
нашего дня Ч
это
философия
латиноамериканская,
древнекитайская,
старо- и
новоиндийская
и даже древнегреческая.
Она
будет всякой:
кровавой и
кричащей, без
стеснения
местной, без
агрессии мужской
и жеманства
дамской,
новоархаичной
и
поэтической.
Быть
может она
шизоаналитической.
Русской.
Кто-то
по-прежнему
будет
говорить от
имени
всеобщего╗ (1992)
(стр. 268)
Вот
именно. Она
такая и есть.
Кровавая,
кричащая и
т.д. Вы её
такой и
делаете Ц без
стеснения
местной,
провинциальной,
- доцентской,
одним словом.
Что по мне Ц то
я лучше послушаю
тех, кто
стремится
говорить от
имени всеобщего.
То есть
философов.
Играющие
погремушками
доценты мне
неинтересны.
Можете
считать это
моим
индивидуальным
манифестом
под
названием лОт
новой
архаики к старой
доброй
философии╗.
а
Прикладная
метафизика. Александр
Секацкий (283-291)
Мой
комментарий
будет
коротким. Не
потому, что
нечего
сказать.
Наоборот, об
этом философе
я хотел бы
многое
сказать, но
потому, что в
этом
интервью
было очень
мало
философа
Александра
Секацкого.
Жанр
философской
беседы (а
именно так
называется
раздел книги,
где
представлено
это интервью)
предполагает,
кроме всего
прочего,
наличие двух,
более или менее
равных по
уровню
собеседников.
Но в данном
случае это
была не
беседа, а
именно интервью.
Причём, на
мой взгляд,
не особенно удачное.
Мне известны
и другие
интервью А.
Секацкого,
гораздо
более
содержательные.
А это
интервью
получилось в
значительной
степени
лпопсовым╗.
Но даже в
этом
интервью,
несмотря на
явно провокационный
характер
некоторых
вопросов,
виден А.
Секацкий -
философ,
знающий себе цену,
тщательно
подбирающий
слова, но не
боящийся
никого
обидеть. И
если бы я
комментировал
только одно
это интервью,
на этом можно
было бы
комментарий
и закончить.
К счастью, о
философе А.
Секацком я
могу судить
не только по
данному
интервью, но
и по другим
его работам Ц
например, по
книге
лОнтология
лжи╗.
Вообще
тексты,
которые
содержат изложение
мысли, а не
только
надежду на
то, что язык
сам вывезет, если
с ним
немножко
поиграть, Ч
такие тексты,
увы,
встречаются
достаточно
редко (стр. 285 Ц 286).
В данном
случае А.
Секацкий
говорит не о
своих
текстах, но
это в полной
степени
относится и к
ним. Я бы
только добавил,
что должно
быть
изложение именно
мыслей, а не
ахинеи,
упакованной
в логические
формы, и
изложение своих
мыслей.
лОнтология
лжи╗ в этом
смысле, действительно,
принадлежит
к разряду
таких философских
текстов,
которые
встречаются
редко.
Эта книга
вызвала у
меня интерес,
прежде всего,
как философское
произведение.
Особенно в
сопоставлении
с работой Д. И.
Дубровского
на эту же тему
(лОбман.
Философско-психологический
анализ╗).
Во-вторых,
книга была
мне
чрезвычайно
интересна,
как
психологу,
который
занимается
проблемами
психологии
сознания. Здесь
я хотел бы
напомнить,
что саму
философию А.
Секацкий
определяет
как функцию
работающего
сознания. И,
наконец,
насколько я
понял, у А.
Секацкого
существует
встречный
интерес к
серьезной
психологии (в
частности, он
обращается к
трудам
замечательного
психолога Н.
А.
Бернштейна).
Вообще,
даже если
ограничиться
психологической
стороной, "Онтология
лжи"
требует
отдельного и
обстоятельного
разговора,
который
выходит за
рамки
выбранного
мной жанра.
Но о двух
важных моментах
я хотел бы
сказать. Со
времён И.
Канта лидеальный
объект╗ или
лидеализированный
объект╗
прочно
обосновался
(если можно
так сказать)
в психологии.
Если
оставить в
стороне все
перипетии
этой сложной
проблемы и
сосредоточиться
на главном,
то следует
сказать, что
вопрос об
адекватности
лидеального объекта╗
в психологии
никогда
по-настоящему
глубоко не
ставился. И
здесь нам,
психологам,
могла бы
помочь
философия. Но
после лСимвола
и сознания╗
А.Пятигорского
и М. Мамардашвили,
где была
введена
мощная и
очень перспективная
для
психологии
система новых
идеализаций,
ничего по
большому
счёту не
изменилось. А
работы В. В.
Налимова
вообще
большинству
психологов
неизвестны. В
лОнтологии
лжи╗ А.
Секацкий, что
называется,
раскладывает
проблему в
совершенно
неожиданном ракурсе.
Абсолютная
идеализация
объекта приводит
неизбежно к
его
разрушению.
Для психологии
сознания, сам
предмет
которой, в силу
своей
природы, не
поддаётся
идеализации,
но должен
быть, однако,
идеализирован,
эта новая
философская
онтология
открывает
некоторые
новые
перспективы.
Иными
словами, мысль
И. Канта о том,
что
психология,
как наука, невозможна,
ибо в ней
предмет
познания неотделим
от средства
познания, уже
не является
бесспорной.
Но, повторяю,
всё это
требует
отдельного и
обстоятельного
разговора. Во
всяком
случае, мне
есть о чем
спросить философа
А. Секацкого.
И, если будет
такая возможность,
я свои
вопросы
обязательно
ему задам.
Ещё об
одном, очень
коротко. Мне
чрезвычайно
близка одна
мысль А.
Секацкого, а
именно мысль
о
неуничтожимости
сознания (он
её
формулирует
в аспекте
лнеразрушимости
сознания
ложью╗). А это
уже не
онтология лжи,
а онтология
сознания и
даже, в
некотором
смысле,
онтогенез
сознания Ц
тема
одинаково
интересная и
для философа,
и для
психолога.
В
завершение я
хотел бы всё
же прокомментировать
один из
фрагментов
интервью.
Если
не считать
отдельных
ярких
страниц, то
русская
философия во
всемирном
смысле, пожалуй,
ещё и не
начиналась.
Пока стихия
русского
языка, этого
главного
чуда России,
смогла
породить
мировую
литературу.
Будем надеяться,
что
философия на
очереди (стр. 286).
Похоже,
очередь
пришла. Во
всяком
случае, работы
философа А.
Секацкого
показывают,
что не всё
так
безнадёжно.
Ведь
сознание Ц
неуничтожимо,
а значит и
философия,
как функция работающего
сознания,
неуничтожима
тоже.
А
прекрасную
книгу
лОнтология
лжи╗ я, с некоторых
пор, включил
в список
обязательной
философской
литературы
для своих
русскоговорящих
аспирантов и
докторантов.
И ещё: Александр
Секацкий
казался мне
очень своевременным
философом
для
современной
России.
Своевременным
в смысле
того, что
через читателей
его книг,
если таковые
найдутся, начнётся
возрождение
интереса к
настоящей
философии, к
текстам,
написанным
прекрасным
языком, но
при этом
сохраняющим
достоинства
строгого
философского
текста Ц то есть
пространства
разворачивания
аргументов, а
не игрой слов
и всякого
рода
псевдоинтеллектуальных
выкрутасов. И
философская
книга может
быть
интересна
читателю, при
условии, если
она о
том
(вспомнилась
фраза
Мамардашвили,
что философу
мало
высказать
себя, нужно
высказать
меня).
Яа рад
был узнать,
что книги А.
Секацкого
очень
популярны в
России, и это
было для меня
одной из, увы,
слишком
немногих
хороших
новостей.
А что
касается
лфилософии
шпионажа╗ а
так же
лфилософии
порнографии
и
самозванства╗,
то это меня
не шокирует.
Во-первых,
для
философии
нет запретных
тем, а,
во-вторых, я
думаю, что
для лмагистра
незримой
имперской
пропаганды╗
А. Секацкого Ц
это просто
хобби.
Борьба со
смертобожничеством. Светлана
Семёнова
(стр. 292-308)
Светлана
Григорьевна
Семёнова -
интересный
литературовед.
Её книгу лРусская
поэзия и
проза 1920Ц1930-х
годов╗ мы
используем в
работе со
студентами
нашего
университета
по проекту
лРусская
культура и
язык╗. Это крепкое
методическое
пособие,
хорошее дополнение
к учебнику по
русской литературе.
А в
философском
сообществе С.
Семёнова известна,
прежде всего
и главным
образом, как
поклонница и
знаток
философии Н.
Фёдорова. Насколько
мне известно,
она является основателем
и
президентом
Общества
Николая
Федорова. Книга лФилософ
будущего века
Николай
Фёдоров╗
представляет
собой изложение
основных
идей этого
замечательного
философа, -
наверное,
лучшее
изложение из
всех,
имеющихся на
сегодняшний
день. Хорошее
методическое
пособие для
изучающих русскую
религиозную
философию. Я должен
сказать, что
писать такие
книги, то
есть
излагающие
основные
идеи
какого-то
философа с
комментариями
к ним Ц дело
очень важное
и нужное. Ряд отечественных
философов не
считали это зазорным,
и тоже
создавали
такого рода
труды (на
память
приходят лВл.
Соловьёв╗
Алексея
Лосева и
книга о Канте
А. Гулыги). Эта
практика
весьма
распространена
и на Западе.
Бывает,
конечно, что
известные
философы
пишут книги о
других
известных
философах, но
это, скорее,
исключение. В
основном,
книги такого рода
пишут люди с
философским
образованием,
специально
исследующие
творчество
того или
иного
философа и
время от
времени
публикующие
результаты
своих
исследований.
Философами
они себя, как
правило, не считают.
Они
предпочитают
говорить о
себе, как об
экспертах в
истории
философии
или как о специалистах
в области
философской
герменевтики.
Это вполне
понятно Ц на
Западе слово
лфилософ╗ не
девальвировано
до такой
степени, какЕ
Насколько
интересна С.
Семёнова как
литературовед
и фёдоровед,
настолько же
неинтересна
она как
философ.
Думаю, что С. Семёнова
не будет в
претензии на
столь жесткоё
моё
заявление,
потому что
сама она называет
себя
лстихийно
философствующей
особой╗ (стр. 293).
По сравнению
с
литературоведческими,
собственно
философские
её тексты производят
впечатление
вторичности.
Это как бы
перевод
языка Н.
Федорова на
современный русский
язык,
сопровождающийся
обширными
комментариями.
Или, если
сказать
иначе, опыт
прочтения
Федорова
современным
читателем.
Такая вот
ллитературно-философская
герменевтика╗
(стр. 307).
Религиозные
философы, со
времён
Августина,
были, хоть и
религиозными,
но всё же
философами.
Потому они
были и остаются
интересны не
только в
конфессиональных
рамках, но и
вне их Ц в
широком
философском
и культурном
контексте.
Это относится,
в частности,
к русским
религиозным
философам
или к
буддийским,
например.
Конечно, их
философию
нельзя
отрывать от
религиозных
корней по
принципу
лмухи Ц
отдельно, котлеты
Ц отдельно╗.
Это Ц с одной
стороны. А с
другой
стороны,
когда один
философ
пишет о другом
философе, то
зачастую он
использует
это как
возможность
для
выражения
свих
собственных
идей
(упомянутая
уже книга А. Лосева
о Вл.
Соловьёве
может
служить
примером в
этом смысле).
Ситуации
такого рода
вполне
понятны, хотя
у меня в
таких
случаях всегда
возникает
впечатление
двойственности
Ц не
двойственное
ощущение, а
именно
ощущение
двойственности.
Но совсем
другое дело,
когда в книге
о каком-то
религиозном
философе
идёт
пересказ его
философской
концепции, а
потом даются
авторские
комментарии
вперемешку с
пересказом и
обильным
цитированием
Священного
писания -
тогда-то у
меня и возникает
ощущение
вторичности.
Но может
быть, оно
возникает по
отношению к текстам
С. Семёновой
только у
меня? Я ведь человек,
в философии
не
искушённый,
да ещё и испорченный
традицией
немецкой
классики и
французского
экзистенциализма.
Но от
впечатления
вторичности
можно легко
избавиться,
если по
существу
разобраться,
что именно
оригинального,
философского
и
самостоятельного
наличествует
в текстах
того или
иного автора.
Интервью со
С. Семёновой
предоставило
мне такую
возможность.
В нем С.
Семенова
долго, подробно
и развёрнуто
перечисляет
выдвинутые
ею
глобальные
философские
идеи и введенные
ею же новые
философские
понятия и термины.
Этот
фрагмент
интервью
можно было бы
озаглавить
лСветлана
Семёнова о
своём вкладе
в русскую
философию и в
философию
вообще╗. По
понятным
соображениям,
не стану
приводить
его здесь
целиком. Он
занимает
целых две страницы
и я просто не
хотел бы,
чтобы у кого-то
сложилось
впечатление,
что список
оригинальных
философских
идей С.
Семёновой больше,
чем
возможный
аналогичный
список Н. Фёдорова.
а
Ч
А теперь не
могли бы вы
представить
более глобальные
из
выдвинутых
вами идей?
Ввели ли вы
какие-нибудь
новые
философские
понятия и
термины?
Ч
Да, скажем,
разрабатывая
концепцию
лрусского
космизма╗, я
выдвинула
две его
ветви, назвав
одну Ч активно-христианской
(Н. Ф. Фёдоров, В.
С. Соловьёв, С.
Н. Булгаков, Н.
А. Бердяев, П. А.
Флоренский,
А. К. Горский, Н.
А. Сетницкий),
а другую Ч
активно-эволюционной,
натурфилософской,
естественно-научной
(А. В. Сухово-Кобылин,
К. Э.
Циолковский,
Н. А. Умов, В. И.
Вернадский,
А. Л.
Чижевский, В.
Н. Муравьёв),
обозначив
при этом
принципиально
новое качество
мироотношения,
свойственное
по-своему обеим
этим ветвям,
если хотите,
определяющий
лген╗
русского
космизма,
идеей
активной
эволюции
(тоже мой
термин).
Утверждая
направленный
характер
эволюции, восходящей
ко всё более
сложно в
нервном отношении
организованным
формам, ко
всё большему
сознанию
(цефализация),
что как бы
намекает на
некую
телеологическую
программу развития,
мыслители и
учёные этого
течения
выдвинули
необходимость
нового
творческого,
сознательно-активного
этапа
эволюции, ведущего
к
преображённому
состоянию
природы
человека и
мира, которое
получило
различные
названия: у
религиозных
мыслителей Ч
Царствия Божьего,
Царствия
Небесного, в
научной
стилистике у
Фёдорова ещё
и регуляции
природы, как
лвнесения в
неё воли и
разума╗, у
Вернадского Ч
ноосферы. В
традиции
христианского
космизма
именно
концепция
Богочеловечества,
богочеловеческого
процесса
обожения стала,
на мой
взгляд,
своего рода
аналогом,
идеально-ценностным
дополнением
идей
ноосферы и
ноогенеза
(становления
ноосферы).
Мною же было
предложено
определение
лорганический
прогресс╗,
включающий
достижение
автотрофности,
обретение
долгожительства,
вплоть до бессмертия,
творческого
самосозидания
своего
организма, в
отличие от
технического
прогресса (с
его лишь
механическими
приставками
к
человеческим
органам),
обрекающего
человечество
на протезную
цивилизацию.
Впервые мною
же были чётко
противопоставлены
ноосферные
установки
русского
космизма
положениям
экософии,
нового
экологического
мышления с их
пафосом
свёртывания
человечества,
сокращения
его
численности,
изъятия претензий
на роль
сознания
природы и
преобразовательную
активность
(стр. 294 -295)
Я не
знаю, каким
образом С.
Семёновой
удалось
сделать невозможное,
то есть
лвыдвинуть
две ветви╗ русского
космизма.
Можно
выдвинуть
шахматную
фигуру, можно
выдвинуть
войска к
границе,
можно
выдвинуть
ультиматум. В
науке можно
выдвинуть
гипотезу или
какое-то
теоретическое
положение,
можно,
наконец,
выдвинуть идею.
А вот
выдвинуть
лдве ветви╗,
или даже одну
ветвь, или
даже просто
сучок от
ветки, в науке
нельзя. И
если Вы
думаете, что
это просто опечатка,
и что С.
Семёнова
имела в виду
что-то
другое, то
ошибаетесь.
Этот же
пассаж был
повторён и в
публикации
интервью С.
Семёновой в
лЛитературной
России╗ (№ 29 от
21.07.2006). Но,
может быть
это просто
ошибка
верстальщика
(точнее, двух
верстальщиков
и двух редакторов),
так что не
будем
придираться.
А вот словосочетание
лновое
качество
мироотношения,
свойственное
по-своему
обеим этим
ветвямЕ╗ для
литературоведа
Ц явный
прокол. Но и
здесь не буду
придираться
к частностям.
Есть что
сказать и без
этого.
С. Семёнова,
говоря о
своём вкладе
в философию,
утверждает,
что ею лбыло
предложено
определение
лорганический
прогресс╗.
Понять это
можно так,
что именно С.
Семёновой и
никем иным
было
предложено
определение
лорганического
прогрессА╗. Я,
конечно,
прошу меня
извинить, но
с этим
согласиться никак
не могу. И не
только я. С
этим наверняка
не
согласились
бы Карл Эрнст
Бэр, Герберт
Спенсер, да и
оба
Соловьева Ц
Сергей Михайлович
и Владимир
Сергеевич. У
С. Семёновой
получается
точь-в-точь
как у
гоголевского
Ноздрёва:
лВидишь, лес? И
лес
этот мой!
И то,
что за
лесом,
- тоже моё!╗
И ещё одно
философское
достижение:
Мною
раскрыта и
важность для
современного
мира идеи
всеобщности
спасения,
убедительнее
всего
обнаруживающая
жизнетворческие,
универсальные
потенции
религии Христа
(стр. 297).
Оставляю
без
развёрнутого
комментария.
Скромность
украшает. Но
некоторые
обходятся
без украшений.
Вообще-то, С.
Семёновой
особенно
хорошо удаются
предисловия.
Но я, как
правило,
предисловия
пропускаю,
предпочитая
работать с основным
текстом.
Видимо,
поэтому я и
пропустил
мимо своего
сознания
философию С.
Семёновой.
Лучше
почитаю Н.
Фёдорова Ц
хоть список
его научных
достижений и
не такой внушительный,
как у С.
Семёновой, но
он Ц философ, и
мне
интереснее
читать его,
чем предисловие
к нему.
аЛогическая
семантика и
вопросы
обоснования
логических
систем. Елена
Смирнова
(стр. 309-319).
Когда я
только
начинал цикл
своих
исследований
по проблеме
перехода от
интер- субъективности
к
интра-субъективности
в онтогенезе
сознания, мой
учитель
Феликс
Трофимович
Михайлов
настоятельно
попросил меня
познакомиться
с работами
Елены
Дмитриевны и
Владимира
Александровича
Смирновых,
особенно по
логическому
анализу
естественного
языка. Как я ему за
это
благодарен!
Книги Елены
Дмитриевны Ц
лОсновы
логической
семантики╗ и лЛогика
и философия╗
не только
очень помогли
мне в
собственной
исследовательской
работе, но и
просто вошли
в число моих
любимых
научных книг.
Елена
Дмитриевна
Смирнова Ц
всемирно
известный
логик,
ведущий
специалист в
своей области
исследований,
и, кроме того,
человек большой
культуры Ц
настоящий
русский
интеллигент.
Увидев её
фамилию в
оглавлении
этой книги, я
испытал
смешанные
чувства. С
одной стороны,
я
обрадовался
возможности
прочитать её
интервью Ц
ведь даёт она
их крайне редко
и неохотно,
предпочитая
обсуждать
научные
проблемы в
книгах, на
семинарах и
на конференциях.
С другой
стороны,
удивился Ц
как вообще её
фамилия
могла
попасть под
одну обложку
с некоторыми
представителями
новомодной
философской
тусовки? Но
это так, a propos,
заметки на
полях.
Что до
самого
интервью, то
я прочитал
его с удовольствием.
И радовался
не тому, что
после
некоторых
своих
вопросов
интервьюер
оказывался в
луже, и не
тому, как
элегантно и
аккуратно
Елена Дмитриевна
его туда
сажала.
(Здесь я
должен внести
оговорку.
Если г.
Нилогову не
понравится
это моё
высказывание,
то можно
заменить его
на другое:
интервьюер
попадал
пальцем в
небо, а Е. Д.
Смирнова ему
на это
указывала).
Читатели
книги,
конечно,
обратили
внимание на
эти
лусаживания
интервьюера
в лужу╗, поэтому
я не буду
заострять на
них внимание.
В этом
интервью
удовольствие
мне доставило
нечто совсем
иное. Я
увидел, что по
некоторым
вопросам
точка зрения
Е. Д. Смирновой,
мнение
которой
очень ценю,
оказалась
близка к
моей.
Ч
Как вы
относитесь к
попытке
современного
русского
логика В. Л.
Васюкова
формализовать
ведущие
философские системы
(Э. Гуссерль, М.
Хайдеггер,
Ж.-П. Сартр)?
Ч
К работам В. Л.
Васюкова
отношусь
положительно.
Это
интересно.
Но, с моей
точки зрения,
речь идёт не
о
лформализации
философских
систем╗, тем
более в
вышеупомянутом
точном смысле
формализации.
Не представляю,
как можно
лформализовать
философскую
систему╗Е
Речь, скорее
всего, может
идти о применении
формальных
методов к
анализу, репрезентации
философских
понятий, в
том числе
относящихся
к
определённой
философской
системе. Но и
в этом случае
всегда надо
решать
вопрос
адекватности
(стр. 316)а
Мне было
по-настоящему
приятно
увидеть, что
мнение Елены
Дмитриевны о
возможности
лформализации
философских
систем╗ почти
совпадает с
тем, которое
я высказал во
второй части
этой моей
рецензии
(комментарии
к интервью с
В. Васюковым).
И ещё один
фрагмент был
для меня
исключительно
важен, но уже
с
профессиональной
точки зрения.
Язык
своей
структурой
ничего не
отображает в
мире, а
наоборот, он Ч
сетка
видения, основа
построения
картины мира.
Именно
поэтому мир Ч
это лсовокупность
фактов, а не
вещей╗
(казалось бы,
почему?). Мы
идём от
познавательных
сеток, детерминируемых
языком и
логикой (стр. 312).
Конечно,
здесь Е.
Смирнова не
сказала для
меня ничего
нового, ведь
эту
фундаментальную
идею она
обосновала в
ряде своих
работ. И этот
вывод логика
Ц специалиста
в области
логической
семантики
для меня был
очень важен,
ибо он очень
интересно, на
мой взгляд,
соотносится
с рядом идей
Л. С. Выготского
о роли речи,
языка в
развитии
произвольности
в онтогенезе.
Но здесь я
впервые увидел
эту идею
выраженной в
сжатом,
концентрированном
виде, и
убедился, что
понял её правильно.
Заканчивая
комментарий
этого
интервью, я хотел
бы привести
ещё один
фрагмент из
него:
Ч
Существует
ли сегодня
русская
философия? Какие
имена вы
могли бы
назвать?
Ч
Философия
есть поиск
понимания
мира, человека,
его места в
мире, условий
и границ познавательной
деятельности.
В этом смысле
нельзя
говорить об
особой
английской,
французской
и т. д.
философиях
(как и об
особой английской
или
французской
математике,
например).
Можно
говорить о
тех или иных
школах,
направлениях,
подходе в
разработке философской
мысли
(например, о
немецкой классической
философии
или
философии
французского
просвещения).
В
России таким
особым
оригинальным
направлением
была,
например, религиозная
философия,
поднимавшая
глубокие
проблемы
смысла и цели
человеческой
жизни в свете
и на
основании
религиозных
идей и
Евангелия.
Особо важно,
что во главу
угла ставились
проблемы
духовности Ч
что, с моей точки
зрения,
верно. Из
имён назвала
бы прежде
всего В. С.
Соловьёва и
Н. А. Бердяева.
В
настоящее
время у нас
есть
интересные
философы. Я
бы отметила
недавно
ушедшего из жизни
Ф. Т.
Михайлова
(оригинальный
подход к философии
сознания:
тонкий,
своеобразный
анализ
проблем
человеческого
сознания; стержнем
его
философских
исканий была
лзагадка человеческого
Я╗, с которой
он и начинал),
В. А. Лекторского
(проблемы
теории
познания). Рядом
наших
логиков
интересно
разрабатываются
проблемы в
русле
аналитической
философии
(стр. 317).
Во-первых,
мысль о том, что
бессмысленно
говорить об
особой русской,
французской
и т.д.
философии,
высказывалась
уже
неоднократно.
В данном
случае Ц это мнение
логика, а не
историка
философии.
Так может
быть, стоит к
нему
прислушаться?
И, во-вторых, в
список имён
современных
российских
философов,
названных
Еленой
Дмитриевной,
не попали
философские
попсовики. И
я был рад, что
мнение
психолога Н.
Вересова и здесь
совпало с
мнением
философа Е.
Смирновой.
Ещё одно.
Жаль, что
интервьюер
не задал Елене
Дмитриевне Ц
специалисту
по логической
семантике -
вопрос о том,
как она относится
к идее, что
лбессмысленность
в языке невозможна╗.
Представляю,
что бы она
ему ответила!
Теория
лфилософии
небытия╗. Натан
Солодухо
(стр. 320-326).
Название
этого
интервью
меня
развеселило.
Ну, надо же так
сформулировать!
Неужели
интервьюеры
сознательно
решили
воспользоваться
термином
лтеория
философии╗ -
этим
бессмысленным
изобретением
неких Э.Ф.
Звездкиной и
В. Ф. Егорова,
выпустивших
ужасающий
учебник под таким
названием?
Или они
всё-таки
хотели сказать
лфилософская
теория
небытия╗?
Поправьте меня,
если я
чего-то не
понимаю.
Я пробовал
читать
лФилософию
небытия╗ Н.
Солодухи. Не
знаю, для
любителей
философской
экзотики это,
может быть, и
интересно.
Поскольку я к
любителям
философской
экзотики себя
не отношу,
мне было
как-то не
особенно
интересно.
Кроме того,
меня
несколько
смущают
исходные
посылки
лфилософии
небытия╗.
Вот,
например:
Еподавляющее
большинство
философов
отказывают
небытию в
онтологическом
статусе; если
они и
признают
небытие, то
лишь в гносеологическом
смысле.
Небытие как
непознанное,
небытие лишь
как
логическая
категория,
вторичная и
производная
от категории
бытия.
За
бытием же,
естественно,
признаётся
онтологическая
содержательность
(321-322).
По-моему,
всё как раз
наоборот!
Большинство
философов
признают
небытие
отнюдь не в гносеологическом,
а именно в
онтологическом
смысле. И
совсем уж
мало кто
признает небытие
исключительно
как
непознанное,
как логическую
категорию,
вторичную и
производнуюЕ
Но, может
быть, мы с Н.
Солодухо
просто разных
философов
читаем.
Сама книга
представляет
собой
развёрнутую
систему
логических
конструкций
и выводов,
часть из
которых Н.
Солодухо
приводит в
кратком виде
в своём
интервью.
Например,
такой:
Вообще
все
абсолютные
характеристики
оказываются
в небытии, а
потому само
небытие
абсолютно
(стр. 325).
Или такой:
Подобного
рода
рассуждения
привели меня к
выводу, что небытие
Ч это
онтологическая
неопределённость,
в отличие от
бытия,
которое
онтологически
определено
либо как
материя, либо
как сознание
или дух (стр. 326)
Небытие =
абсолютная
онтологическая
неопределенность.
Бытие =
онтологическая
определенность
(относительная?).
Определённо,
есть в этом
что-то
неопределённоеЕ
Я бы и
согласился,
но как
верифицировать
эту систему
логических
конструкций,
если к бытию
они
отношения не
имеют? С
точки зрения
онтологических
оснований
логики (по В. А
Смирнову)
здесь явно не
всё в
порядке.
После
прочтения
этого
интервью я
почему-то
вспомнил В. П.
Зинченко. На
вопрос о том,
верит ли он в
существование
у человека третьего
глаза,
Владимир
Петрович
ответил, что
для начала
следует
разобраться
с имеющимися
двумя, ведь в
психологии
зрительного
восприятия
ещё много
неисследованного.
Думаю, что
есть ещё
много
неисследованного
в философии Бытия,
так что,
может быть,
сначала разобраться
с этим? Что же
касается
проблемы
диалектики Бытия
и Небытия,
то мне
гораздо
более
интересным
представляется
подход Ф. Т.
Михайлова,
который он развивал
в своей
последней
книге
лСамоопределение
культуры╗.
Без экзотики
и претензий на
абсолютность,
но логически
строго,
доказуемо и
интересно.
Философия
сквозь
призму
аттрактив-анализа. Александр
Сосланд (стр.
327-339).
Философская
беседа А.
Нилогова и А.
Сослада,
представленная
в книге,
состоит из
двух частей Ц
собственно
философской
и психологической.
Это и
понятно, если
иметь в виду,
что А. Сосланд
Ц философ и
психотерапевт.
Во всяком случае,
так говорит
короткая
справка-представление
А. Сосланда,
предваряющая
эту философскую
беседу.
Я позволю
себе
прокомментировать
обе эти части
беседы по
отдельности.
Собственно
философская
часть этой
беседы стала
мне
абсолютно
неинтересной
почти с
самого
начала, после
следующей
фразы:
Философский
спор, в
сущности,
мало чем отличается
от уличной
склоки (стр. 328)
Пространство
философской
науки Ч это
пространство
борьбы за
самоопределение,
за присутствие,
за влияние.
Вне этого в
философии
абсолютно
ничего
нельзя
понять (стр. 328)
1.Поскольку
дальнейшая
философская
беседа А.
Нилогова и А.
Сосланда в сущности
много чем
отличалась
от уличной
склоки, то в
ней (по
логике А.
Сосланда)
ничего
философского
нет. А значит,
нечего и
обсуждать.
2.Некоторые
так
называемые
лфилософские
споры╗,
особенно в
среде
философской
попсы, действительно,
в сущности,
ничем не
отличаются
от уличной
склоки. И
понять их вне
контекста
борьбы
спорящих лза
присутствие
и за влияния╗
нет никакой
возможности.
Потому что в
этих спорах и
нет ничего
больше, всё
их содержание
полностью и
без остатка
исчерпывается
этой борьбой.
Но в истории
философии, да
и не только в
истории, были
и есть
философские
споры иного
рода. Их
вполне можно
понять и вне
лборьбы за
самоопределение,
за присутствие,
за влияние╗.
Но если в них
видеть только
эту борьбу,
то,
действительно,
в таких спорах
абсолютно
ничего
нельзя
понять.
3. Что же
касается
латтрактив-анализа╗
философских
текстов, то
хорошо, если
бы Александр
Иосифович
начал с
анализа
гегелевской
статьи лКто
мыслит
абстрактно?╗.
Заодно бы и
прочитал. И,
может быть,
понял, чем
пространство
философского
дискурса
отличается от
уличной
склоки.
Кстати,
эта статья
Гегеля
принадлежит
к числу
философских
текстов, при
чтении
которых я
испытываю
интеллектуальное
и
эстетическое
наслаждение.
Боюсь, что у А.
Сосланда
этот текст
вызовет лишь
лгедонистически-трансгредиентный
нарратив
(ГТН) (стр. 322).
Что же
касается той
части беседы,
в которой
речь идёт о
психологии,
то она для
меня стала
неинтересной
после следующих
слов:
Ч
Какова, на
ваш взгляд,
мотивация
наслаждения
от
собственного
текста?
Ч Она
первична.
Иначе никто
ничего не
писал бы (стр.
335).
Я думаю, что
это абсолютно
справедливо,
если
говорить о
философских
попсовиках и
их текстах.
Это
справедливо
и по
отношению
вообще к
любым
попсовикам, и
их так
называемым
произведениям.
Когда я читаю
философскую
попсу, у меня
возникает впечатление,
что
произведения
эти написаны
преимущественно
в известном
лизменённом состоянии
сознания╗.
Это
состояние
сознания
можно,
конечно,
назвать
лгедонистически
ориентированным
нарративом╗
(стр. 338). Но мне
представляется,
что суть
такого
состояния лучше
всего
выражена в
народной
мудрости Ц лПьяный
проспится,
дурак Ц
никогда╗.
В одном А.
Сосланд прав:
Ч
У вас
получилась
какая-то
радужная
картина Ч и
философов
можно
вылечить?
Ч
Она вовсе не
радужная, а
кошмарная. А
лечить можно
только тех,
кто этого сам
желает. Против
воли не
поможешь
(стр. 328).
Конечно,
против воли
не поможешьЕ
Да и таблеток
от глупости
не придумали
пока. А на
психотерапиюа в этом
случае
надежды мало.
Русский
поиск
философского
камня. Олег
Фомин (стр. 340-345).
Олег
Валерьевич
Фомин Ц
специалист
разносторонний.
Философ,
поэт,
переводчик,
писатель,
издатель, читатель,
теоретик
литературы,
композитор,
музыкант,
преподаватель.
И это ещё не
всё. Он
специалист
по герметике,
по истории
традиционализма,
сакральной
лингвистике
(и такая есть, оказывается)
и сакральной
географии (а,
интересно,
есть
сакральная
ботаника или сакральная
математика?).
Ещё он
постоянный автор
философских
порталов
(лАрктогеи╗,
например).
Так что
человек он в
высшей
степени серьёзный.
Не случайно
А. Нилогов,
начиная это
интервью,
называет
Олега Фомина
одной из
ключевых
фигур
современного
российского
традиционализма
(стр. 340).
И вопросы
под стать:
лЧто
представляет
собой ваша
философская
система?╗,
лКаков ваш
основной
философский
метод?╗, лЧто
такое ваша философия
пространства?╗Е
На каждый из
этих вопросов
О. Фомин дал
развёрнутый
ответ.
Приводить их
целиком я,
конечно, не
буду. Те, кому
это интересно,
могут
прочитать их
в книге.
Остановлюсь
лишь на двух
небольших
фрагментах:
Ч
Что
представляет
собой ваша
философская система?
Ч
Моя
философская
система большей
частью
наследует
Плотину,
александрийской
герметике,
Дионисию
Ареопагиту,
Василию
Валентину,
Фулканелли.
Базовые начала
этой
онтологии: сущность
(душа,
сульфур), субстанция
(дух,
меркурий) и форма
(тело, соль).
Становление
представляет
собой
сверхэротизм
этих начал,
обеспеченный
беспрерывным
актом
абсолютной
субстанции (дух,
материя,
хаос, меон). В
этом акте
беспредельное
(апейрон) или полюс
растворения (меон)
как первая
субстанция и
множественное
приходит во
взаимодействие
с пределом (перас)
или чисто потенциальным
полюсом
сгущения,
каковой
можно
поименовать первой
сущностью и Единым.
Их
совокупление
порождает
мысль первой
сущности о
себе самой,
что можно
именовать первой
формой или Сыном,
нусомЕ (стр. 341).
И так далееЕ
Понять,
действительно,
трудно. А
оценить Ц ещё
труднее. Я за
это дело не
возьмусь. В
философии О.
Фомина,
благодаря
лсверхэротизму
этих начал╗
лсовокупление
меона (или
апейрона) и
пераса
порождает
мысль сущности
(то есть, надо
понимать,
души-сульфура)
о себе самойЕ╗.
Чего только
не порождает
совокупление!
Но чтобы
мысль? Это, действительно,
философское
открытие. Не
зря, видно,
говорят об
опасности
случайных
половых
связей.
Второй
фрагмент Ц из
ответа на
вопрос:
Ч Каков
ваш основной
философский
метод?
Ответ
большой,
занимает две
страницы.
Поэтому
приведу
только одну
его часть.
Пространство
содержит в
себе выпуклости
и вогнутости,
сверхэротически
тяготеющие
друг к другу (метафора
как
тождество
разного) и
друг от друга
отталкивающиеся
(повтор как
разность
тождественного).
Отсюда
возникают виды
и роды, формы,
подобные
друг другу,
но друг от
друга отличные
(например, деревья
в лесу или
вообще
растения,
столь
различные в
своих видах и
родах, но
единые по
сущности как растения)
(стр. 342).
Ну конечно,
вот откуда
появляются виды
и роды! Включая
деревья в
лесу и вообще
все растения.
Появляются
они в
результате
сверхэротического
тяготения
выпуклостей
и вогнутостей
пространства.
А те, кто
думают иначе
Ц видимо,
ничего не
смыслят в
философии. Ну
точно, сакральная
ботаника, не
иначеЕ А
скорее всего,
сакральная
сексология.
Или даже
сексопатология.
Как метод
философии -
вполне годится.
Каков
философ,
таковы и его
методы. И наоборот.
А вот ещё
одно
интересное
размышление,
из области
сакральной
географии,
как я понял.
Вся
земная
поверхность
может быть
представлена
как круг,
содержащий в
себе бесконечное
множество
кругов
(подобно иезекиилевскому
лколесу в
колесе╗), что
создаёт
бесконечное
множество
пересечений,
лразмываемых╗
к тому же
непрерывным
воздействием
вод меона
(стр. 344).
Можно,
конечно, земную
поверхность
представить
и так. Почему
бы не
представить?
Некоторые
традиционалисты
представляли
себе всю
земную
поверхность
как блин,
лежащий на
спинах трёх
слоновЕ Или
трёх китов?
Ну да, лучше Ц
трёх китов,
плавающих в
водах меонаЕ
Впрочем,
отдельные, особо
дремучие в
философии
люди,
представляют
Землю в виде
шара. И я
представляю
её себе
именно так.
Но какую
оригинальную
философию
пространства
можно
вывести из
этого? То ли
дело круг, да
ещё с
выпуклостями
и вогнутостями
Ц вот это
красота, вот
здесь есть
где
развернутьсяЕ
А если к
этому ещё
добавить
сверхэротическое
их
совокупление
Ц будет
прелесть как
хорошо.
И про
сакральную
лингвистку я
тоже кое-что узнал
из этого
интервью.
Например, вот
это:
Еиз
Традиции
хорошо
известно, что
звук более
первичен, а значит,
и более
сущностен,
чем образЕ
(стр. 343)
С точки
зрения
нормальной
лингвистики
нельзя
сказать
лболее
первичен╗ или
лменее первичен╗.
С точки
зрения
философии,
словосочетание
лболее
сущностен╗
является,
мягко говоря,
бессмысленным.
Но с точки
зрения
сакральной
лингвистики
такого рода
высказывания,
наверное,
вполне
допустимы.
Вот было бы
хорошо,
однако, если
бы к
сакральной
географии и к
сакральной
лингвистике
прибавить
хоть
чуть-чуть
логики. Не
сакральной
логики, а
нормальной.
Боюсь только,
что уже поздно.
Умножение
сущностей.
Михаил Эпштейн
(стр. 346-359)
Михаил
Наумович
Эпштейн Ц
культуролог,
лингвист,
работающий
на стыке
филологии и
психологии,
профессор
университета
Эмори (США). Я
давно и с
интересом
слежу за его
творчеством.
Его книги - лФилософия
возможного.
Модальности
в мышлении и
культуре╗ и
лПроективный
философский
словарь:
Новые
термины и
понятия╗ (в
соавторстве
с Г. Л.
Тульчинским)
Ц
действительно
представляют
собой
значительные
явления,
особенно на
фоне
разнообразной
лфилософской╗
и околофилософской
лпопсы╗.
И ещё. М.
Эпштейн
является
главным
редактором лSymposion.
А Journal of Russian Thought╗ -
лучшего, на
мой взгляд,
журнала по
этой тематике.
М. Эпштейн -
прекрасный
филолог и
культуролог.
В этом смысле
я полностью
доверяю
мнению специалистов,
которые
однозначно
высоко оценивают
его работы в
этой области.
А вот про
философские
работы
Михаила
Наумовича я не
стал бы
высказываться
столь же
категорично
и
предпочитаю
судить с
изрядной
долей
осторожности.
С одной
стороны, М.
Эпштейн - автор
своеобразной
и очень
интересной
периодизации
русской
философии XIX Ц XX
веков.
Создание
такой
периодизации
само по себе
предполагает
глубокое
знание предмета,
с наскока
такую вещь
сделать
нельзя. С
другой
стороны, меня
несколько
смущает тяготение
М. Эпштейна к
созданию
новых
научных
дисциплин - семиургии,
хоррорологии
или
технософии и т.д.
Среди них
можно
выделить потенциологию
Ц которая, по
мнению М.
Эпштейна,
является третьей
(наряду с
онтологией и
эпистемологией)
важнейшей
философской
дисциплиной
(стр. 348).
Не могу
сказать, что
я целиком
разделяю позиции
М. Эпштейна
по отношению
к потенциологии.
Особенно,
если она
подаётся как
третья важнейшая
философская
дисциплина.
Мне кажется,
что для
философии
вполне
достаточно
уже
имеющихся
двух (на
самом деле их,
конечно,
больше, чем
две, но я не
буду углубляться
в дебри). С
моей точки
зрения, было
бы
достаточно
сказать, что
М. Эпштейнома разработана
новая
концепция возможного,
или даже
обоснована
новая
категория
лвозможного╗.
Собственно
говоря, это
так и есть.
Ведь если
внимательно
прочитать
книгу лФилософия
возможного╗,
то видно, что
речь в ней
идёт, главным
образом,
именно об
этом. И что
для меня в
этой книге
было самым
интересным,
так это не
столько сама
по себе потенцилология,
сколько
великолепно
выстроенная
аргументация, при
помощи
которой М.
Эпштейн
обосновываета свой
философский
дискурс.
а
Об этом
шла речь и в
интервью,
представленном
в книге. Я
позволю себе
привести эту
часть
целиком, а
потом
прокомментировать
ее.
Ч
Не слишком ли
аргументированно
вы доказываете
свою позицию?
Ч
В этом я вижу
смысл
философии Ч
наиболее строгое
доказательство
наименее
очевидных
утверждений.
Если мы
просто
рассеиваем странные
утверждения,
не берясь их
обосновывать,
то они
увеличивают
хаос. Это
умножение
глупостей.
Чтобы умножение
было умным
(зачинательные
логосы, лlogoi spermatikos╗),
нужно к
каждому
утверждению
помимо его малоочевидности,
странности,
удивительности
прилагать
некоторую
систему
доказательств.
В этом
напряжении
между
невероятностью
тезиса и
достоверностью
аргументации
как раз и
рождается
категория
интересного.
Само по себе
умножение
сущностей
неинтересноЕ
(стр. 349)
Ч
Но почему же?
Разве
неинтересно
умножать сущности,
которые
запрещают
умножать
сущности?
Ч
Интересно то,
что проходит
через
угольное ушко
мышления.
Само понятие
линтересное╗ Ч
от
латинского inter esse,
лбыть между╗.
Строгость
доказательства
и странность
доказуемого
вместе
образуют критерий
интересного,
предполагающий
бытие между
взаимоисключающими
вещами.
Ч
Тогда именно
строгость
доказательства
выступает
своеобразной
разновидностью
лбритвы
Оккама╗?
Ч
Конечно, но
иначе мы
обречены на
произвол бреда,
бессмыслицы,
пустословия,
умножения
пустот.
Ч
Но ведь в
языке
невозможна
бессмысленностьЕ
Семантическая
замкнутость
языка не позволяет
высказывать
абсурд.
Ч
Позволяет.
Под
бессмысленностью
я имею в виду
следующее:
например,
Велимир
Хлебников
придумал
более
десятка
тысяч новых
слов, в том
числе ряд
гениальных,
но далеко не
все из них
обладают
внутренней
напряжённостью
сочетаемых
морфем.
Напряжение Ч
это неслиянность
и
нераздельность,
то есть
одновременно
и неожиданность,
и
осмысленность
сочетания трудносочетаемых
частей. Не
любое новое
слово или
высказывание
осмысленно.
Нужно различать
Ч в этом наша
святая
обязанность.
Ч
Но каков
критерий
различения?
Ч
Смысловая
взрывчатость
Ч и при этом
внутренняя
необходимость,
органика
целого. Если
я скажу лтраммасам╗
или лдрнукша╗,
то это просто
бессмыслица,
и совсем
другое, если
у Хлебникова
рождается
слово вещьбище
Ч место, где
лежат вещи,
пребывают в
стадном состоянии,
пасутся; по
аналогии с пастбищем
и лежбищем.
Абсолютный
критерий
осмысленности
суждения
дать
невозможно.
Творческий
акт непредсказуем.
Я создал
больше
тысячи слов в
рамках
проекта лДар
слова╗ и знаю,
что
каждый раз
это
случается
по-новому
(стр. 350)
В любой
философской
беседе
предполагается
соотнесение
философских
позиций её
участников.
Эти позиции
проявляются
не только в
ответах на
вопросы, но и
в самих
вопросах, в
том, как они
поставлены.
Вышеприведённый
фрагмент
интервью был
интересен
для меня и с этой
точки зрения.
Сам
вопрос - лНе
слишком ли
аргументированно
Вы
доказываете
свою
позицию?╗ -
определенным
образом
характеризует
позицию
самого спрашивающего.
Позиции
бывают не
слишком аргументированными,
но вот быть
лслишком аргументированной╗
- это, действительно,
что-то новое.
Аргументация,
если, конечно,
это
серьёзная
аргументация,
никогда не
бывает
излишней.
Впрочем, мне
подоплёка
этого
вопроса
понятна Ц
лфилософские
попсовики╗
очень часто
не
затрудняют
себя вообще
никакой
аргументацией.
А если когда
и аргументируют
какие-то свои
позиции, то
аргументы
эти
разваливаются
как
карточный домик,
стоит только
их начать
анализировать.
Например (об
этом уже шла
речь в моей
статье),
когда они
утверждают,
что в языке
невозможна
бессмысленность.
И ответ,
который даёт М.
Эпштейн на
это, скажем
мягко,
сомнительное
утверждение Ц
серьёзно
аргументирован.
Здесь я с М.
Эпштейном
полностью
согласен: если
философ
говорит
глупости, то
никакая ссылка
на то, что, мол,
семантическая
замкнутость
языка не
позволяет
высказывать
абсурд, ему
не поможет.
Глупость Ц
она и есть
глупость. А
умножение
пустот Ц оно и
есть умножение
пустот и
ничего более.
Больше тут
комментировать
нечего, ибо М.
Эпштейн всё
сказал абсолютно
ясно.
Единственное,
я мог бы
заметить, что
пример
словообразования
из Хлебникова
можно было бы
дополнить,
сравнив,
например два
неологизма Ц
лэрузит╗ (Ф.
Гиренок) и
ллжизнь╗ (Г.
Гачев).
Ещё один
фрагмент
интервью:
Ч
Не является
ли ваше
знакотворчество
отрицанием
лбритвы
Оккама╗,
поскольку
сущности умножаются
в отсутствие
всякой
необходимости?
Ч
Сущности
умножаются
по мере
возможного. Это
не значит,
что всё
возможно и
что всё возможное
интересно
(стр. 357)
С этим
можно и
согласиться.
Вместе с тем,
если
выбирать
между
лбритвой
Оккама╗ и
лщетиной
Эпштейна╗ Ц я
выбрал бы
первое. Хотя
бы потому,
что лбритва
Оккама╗ (лfrustra fit plura, quod fieri polest pauciora╗) - это
постулат,
прежде всего,
логический. Я
не разделяю
мнение М.
Эпштейна, что
леё
влияние
снижается,
так как мир
становится
разнообразнее,
многомернее╗
(стр. 357) - как
будто бы
лбритва
Оккама╗
появилась,
когда мир был
однообразным
и одномерным.
Впрочем,
время
покажет,
станет ли
потенцилогия
действительно
одной из
важнейших
философских
дисциплин,
обретя такой
же статус, как
онтология и
эпистемология.
В
заключение Ц
ещё один
фрагмент из
этого
интервью:
Ч
Чтобы ваша
потенциология
получила
широкое
признание, её
должен
реализовывать
философ-варвар.
Ч
Нет, почему?
Варвар
разрушает. Я
не хочу ничего
разрушать
или силой
навязывать.
Посмотрите
на фигуру
Ницше. Такой
уж ниспровергатель,
однако в
жизни был
тишайшим,
смиреннейшим
человеком.
Буйных
философов
нет, они в
палатах для
умалишённых
(стр. 355)
Интересный
вопрос,
правда? Мне
всегда казалось,
что для
широкого
признания
любой философской
концепции
нужно нечто
иное, нежели
философ-варвар.
И потом, как
вы себе представляете
философа-варвара?
Наверное, это
тот, кто
луруинивание╗
всей
предшествующей
философии
делает своей
сознательной
философской
позицией? В
этом случае,
действительно,
место ему Ц в
палатах для
умалишённых.
Буйные
философы,
однако, есть
и в России. Правда,
в России они
собираются
не в палатах
для
умалишённых,
а в других
местах.аааа
ОКОНЧАНИЕ
СЛЕДУЕТ