Размышления
по поводу
книги лКто
сегодня
делает
философию в
России╗ Т. 1. Ч М.: Поколение,
2007. Ч 576 с.
НИКОЛАЙ
ВЕРЕСОВ
Университет
Оулу,
Финляндия
Часть
вторая. А.
Ашкеров, В.
Васюков, Д.
Галковский,
Ф. Гиренок, В.
Дмитриев, Д.
Дубровский,
А. Зиновьев
а
Основная
часть акниги
открывается
рубрикой
лФилософские
беседы╗. Они,
правда,
больше
похожи на
интервью. Но не
будем
придираться.
Итак, беседа
первая.
лНация Ч
это
постоянный
флэш-мобЕ╗. А.
Ашкеров. (стр.
16-36)
Рассуждения
автора на
тему нации
как флэш-моба
меня никак не
впечатлили.
Да и кого может
впечатлить
череда
банальностей,
даже в
красивой
словесной
упаковке? Это
интервью
стало мне
интересным с
того места, где
прозвучал
вопрос:
Ч Чем
отличается
инставрация
от реставрации?
(стр. 25)
При
чтении ответа
А. Ашкерова
на этот
вопрос меня
не покидало
ощущение, что
я где-то что-то
подобное уже
слышал или
читал раньше,
но никак не
могу
вспомнить
гдеЕ
Вот
цитата из
этого ответа:
а
Реставрация
Ч это попытка
воскресить
что то из
прошлого
ценой
пренебрежения
к настоящему
и будущему.
Инставрация
же Ч процесс,
позволяющий
реализовать
то, что в
прошлом
реализовать
было
невозможно
(или то, что
реализовывалось
с большими
ограничениями).
Инставрация
в буквальном
смысле
представляет
собой
расправление
складки.
Современная
жизнь Ч это
существование
таких
складчатых
объектов,
которые на
наших глазах
сворачиваются,
скручиваются,
образуют
ячейки,
поэтому современное
общество
похоже
скорее не на
сеть, а на
губку.
Реализуя
одни
возможности,
мы полностью
или частично
упускаем
другие.
Иногда они
ждут своего
часа. В любом
случае часть возможностей
всегда
блокируется.
Современное
общество
вообще
устойчиво
воспроизводится
в ситуации
такого
лзакупоривания╗.
Так вот,
инставрация
означает
разблокировку
возможностей,
причём эта
разблокировка
осознаётся
как веление
долга. Инставрировать
нечто Ч
значит
сделать, воспроизвести
то, что
когда-то уже
делалось, но
иначе и лучше
(стр. 25-26).
Понятно,
что
инстарация (Instaratio Magna)
- это термин Ф.
Бэкона и Т.
Кампанеллы,
так что не
это меня
смутило. Не
покидало
ощущение, что
я где-то уже читал
именно о
противопоставлении
реставрации
и
инставрации.
И когда я
вспомнил, всё
встало на
свои места.
Лифшиц!
Михаил Александрович
Лифшиц,
философ от
Бога, тоже
писал на эту
тему. а
На
протяжении
жизни Лифшиц
разрабатывал
философскую
программу,
которую назвал
Reustaratio Magna
(великое
восстановление).
Именно
в работах А.
Лифшица
более чем
убедительно
показана вся
философская
бесперспективность
обращения к
линстарации╗
как к
мыслительному
средству
анализа философских
проблем. И от
этого вывода
никуда не
уйти. Попытки
что-то выжать
из этого
понятия
путём его
модификации
(легким
движением
руки А.
Ашкерова
линстарация╗
превратилась
в
линставрацию╗)
сути дела не
меняют. Кстати,
если сердцу и
уму г.
Ашкерова так
близка линставрация╗,
то он, как
грамотный
философ, должен
был бы
пояснить, чем
она
отличается
от
линстарации╗.
Однако, судя
по тому, что именно
понимается
под
линставрацией╗,
никакого
существенного
различия
между этими
терминами
нет.
Опровергнуть
вывод М. А.
Лифшица,
утверждая,
что понятие
линставрация╗
является
хоть
сколь-нибудь
адекватным
для анализа
сложных
развивающихся
систем, можно
только одним
способом. А
именно Ц
взять работы
М. А. Лифшица и пункт
за пунктом
опровергнуть
их, показав,
где и в чём он
ошибался.
Однако, насколько
мне известно,
имя М. А.
Лифшица в работах
А. Ашкерова
вообще не
упоминается
(я, впрочем, не
настаиваю,
так как не
знаю всех
работ г.
Ашкерова). Но
если
вспомнить
имя М. А.
Лифшица в
связи с проблемой
линстарации Ц
реставрации╗,
то сразу
вспомнятся и
эти его
слова,
обращённые к
ретивым
линставраторам╗:
лЕсли ваше
новое есть
такое
становление,
при котором
вытесняется
и
уничтожается
верное
старое, то
спаси нас Бог
от этой
новизны и
этого
прогресса.
Если вы
восстанавливаете
то, что
умерло и
должно
умереть, то
такая
реставрация
есть тот же
самый
авангардизм,
его обратная
сторона.
Посмотрите в
лицо нашим
современным реставраторам
- сколько
авангардистской
нетерпимости,
жажды
разрушения,
неутоленного
самолюбия
скрыто за
благостным
обличьем!╗
Написано
это было М. И.
Лифшицем ещё
в начале 1980х
годов. Как в
воду глядел.
Михаил
Александрович
Лифшиц Ц блестящий
философ Ц
очень хорошо
сделал свою
работу, не
оставив ни
малейшего
шанса и
никакой надежды
для тех, кто увлечён
философскими
экспериментами
с инстарациями
и их
модификациями.
После
Лифшица, и
без
соотнесения
с его выводами,
эти
эксперименты
становятся
не более чем красивой
авангардной
словесной
эквилибристикой,
способной
ввести в
экстаз лишь неотягощенного
философским
образованием
обывателя. И
эквилибристики
такой в
текстах А.
Ашкерова
очень много. Это
не
удивительно:
негодный
мыслительный
инструмент,
взятый в
качестве
философского
принципа,
позволяет выдавать
множество лглубокомысленных╗
суждений,
типа нижеследующих:
Демократия Ч
это власть,
организованная
по принципу
всеобщности волеизъявления
(с. 24).
Советское
воплощает в
себе
альтернативную
форму
цивилизации. Её
отличительной
особенностью
была ставка
на эстетизацию
индустриализма
XIX века
как
социальной
технологии
(с. 23).
Русские - это
те, кто
относят себя
к русским,
видя в этом предмет
гордости (с. 22)
Могу
серьёзно
сказать: советская
власть Ч
высшее
воплощение
демократии.
Но не
реставрированная
советская власть,
а инставрированная
Ч та
советская власть,
какой она
никогда в
советские
времена не
была (с. 26).
Как сказал Л.
Рубинштейн: лИсторико-культурная
амнезия не
есть болезнь.
Это такое
здоровье╗. Это
я к тому, что
пренебрежительное
отношение к
своим
предшественникам
в философии Ц
один из видов
такой
амнезии.
Судите сами:
Ч Каково ваше
отношение к
советской
философии?
Что, на мой
взгляд, было
в советской
философии?
Была
традиция
догматического
аналитизма,
связанного с
интерпретациями
диамата и
истмата. В
рамках этой
традиции
появлялось
иногда что-то
относительно
живое Ч этакий
условный
лИльенков╗, но
исключения
лишь подтверждали
правила. Хотя
и по сей день
существуют
желающие
продолжить
эту традицию,
но её можно
считать
заглохшей.
Всё, что от
неё осталось,
Ч это
комплекс
довольно
распространённых
сциентистских
предрассудков
(лсвобода от
оценок╗,
лдеидеологизация╗,
лесть только
классическая
рациональность,
и другой не
бывать╗ и т.д.),
не
согласующихся
не только с философией,
но и с
новейшей
наукой.
Существовала
и другая
традиция,
ряженная некогда
в одежды
мнимой
оппозиционности.
Это была
традиция
лпросвещённой
фронды╗,
связанная с
культуртрегерством
и
завуалированными
аргументами ad hominem. Я
связываю её с
С. С.
Аверинцевым,
который есть
первый и
образцовый
наш
культуртрегер,
превративший
свою
деятельность
в попечение о
нуждах лвсея
культуры╗.
Занимаясь
переводами с
древних
языков, Аверинцев
мыслил себя
как
посредник
между
Современностью
и двумя
мифологизированными
культурными
доменами:
античной Грецией
и Византией.
лТрадиция
догматического
аналитизма╗ - трудно
понять, что
это такое.
Ведь
аналитизм Ц
термин
лингвистический,
никак не
философский.
И как это
соотносится с
интерпретациями
диамата и
истмата? Если
они были
догмами, то,
тем самым, не
допускали
никакой
интерпретации.
Э. В. Ильенков
(и даже
лусловный
Ильенков╗)
появился
отнюдь не
рамках этой
традиции. Традиция
Ильенкова Ц
это немецкая
классическая
философия
(Фихте Ц Кант Ц
Шеллинг Ц
Гегель) и
традиция Б. Спинозы.
лЕсть только
классическая
рациональность,
и другой не
бывать╗ - это,
конечно,
предрассудок.
Только упрёк
здесь совершенно
не по адресу:
стоит
напомнить о
работах М.К.
Мамардашвили
лКлассический
и
неклассический
идеалы рациональности╗
и С. С.
Аверинцева
лДва рождения
европейского
рационализма╗.
И ещё мне
хотелось бы
защитить С.С.
Аверинцева.
А. Ашкеров
называет его
образцовым
культуртрегером.
Только, при
этом, он забыл
одно из
значений
этого слова. А
именно, что
культуртрегер
Ц это
колонизатор,
порабощающий
отсталые
народы под
прикрытием
насаждения
культуры. аЖаль,
что А.
Ашкеров не
нашел
никаких
других
эпитетов для
этого
выдающегося
российского
мыслителя. Мне
остаётся
лишь
надеяться,
что А.
Ашкеров говорит
не о
настоящем, а
об
инставрированном
С. С.
Аверинцеве.а Но и
инставрация помогает,
видимо, не
всегда.
Заканчивая
разговор об
интервью с г.
Ашкеровым,
представленном
в
рецензируемой
книге, я хочу
вспомнить слова
В. П. Зинченко,
сказанные им
однажды по
сходному
поводу -
"История
науки Ч это не
поле брани,
усеянное
трупами
умственно
отсталых
предшественников".
И к этому мне,
пожалуй,
нечего
добавить.
Формализация
философии.
Интервью с В.
Васюковым
(стр. 37-48)
Начало
этого
интервью
меня
несколько
удивило.
По-моему,
уместно было
бы спросить о
том, что
связано с
профессиональной
деятельностью
В. Васюкова.
Но первый
вопрос был о
А. А.
Зиновьеве и его
вкладе в
логику. Подоплёка
понятна: у
кого же ещё
спрашивать об
этом, как не у
специалиста-логика?
Но, с другой
стороны,
известно, что
А. Зиновьев и
В. Васюков являются
сторонниками
совершенно
разных
подходов к
логике, а
точнее Ц они
занимаются принципиально
разными
логиками. Так
что в данном
случае это
всё равно,
что просить патологоанатома
оценить
работу
нейрохирурга
на том
основании,
что оба они Ц
врачи. Патологоанатом
ответит на
такой вопрос
единственно
возможным
способом Ц он
посоветует
обратиться к
специалисту.
Что, кстати
сказать, В.
Васюков и
делает,
приводя мнение
Д. Скотта о А. А.
Зиновьеве.
Так что в
этой части
интервью
явно не
задалосьЕ
А
вот дальше
было
действительно
интересно.
Разговор
вращался
преимущественно
вокруг двух
основных тем
Ц квантовой
логики и
формализации
философии. Я
позволю себе
выделить некоторые
фрагменты
этого
интервью и
прокомментировать
их.
Ц Можете
ли вы в двух
словах
объяснить,
что такое
квантовая
логика?
Ц Если просто
сказать, что
квантовая
логика Ц это
логика
микромира,
то, боюсь, это
лпростое╗
определение
может ввести
в заблуждение.
С чисто
технической
стороны
многие системы
квантовой
логики
представляют
собой
недистрибутивные
логики, в
которых принципиально
невозможно
ввести
связку импликации
(леслиЕ, тоЕ╗).
Природу этих
запретов (на
дистрибутивность
Ц
относительно
связок ли╗ и
лили╗ Ц и
наличие
импликации)
содержательно
очень трудно
объяснить,
если не
пользоваться
понятиями
квантовой
теории, а там
эти требования
очевидны и
органичны.
Собственно
говоря,
первая
работа, в
которой был
поставлен
вопрос о
квантовой
логике (Дж.
Фон Неймана и
Г. Биркгофа,
относящаяся
к
Квантовая
логика Ц тема
чрезвычайно
интересная.
Во всём мире
едва ли можно
насчитать
более двух
десятков ведущих
специалистов
в этой
области
логических
исследований.
В. Васюкову,
как автору
книги
лКвантовая
логика╗ (2005),
очевидно, есть,
что
рассказать
на эту тему. И
хотя объяснить
этот так,
чтобы было
понятно
неподготовленному
читателю,
чрезвычайно
трудно, В. Васюков
в своём
ответе делает
это с
блеском.
Вернее, он
только начинает
отвечатьЕ Но,
едва
начавшись,
разговор
перепрыгивает
на другую
тему. Я
искренне
пожалел об
этом, честно
говоря.
Осталось
явное ощущение
недосказанности.
Но делать
нечего,
перейдём к
следующему
вопросу.
Вернее, это
даже не один
вопрос, а целых
три. Конечно,
каждый из них
требует
развёрнутого
ответа, но,
видимо, из
соображений
экономии
места г. А.
Нилогов
решил их
объединить.
Ц
Насколько
сейчас
логика
является
по-прежнему
философской
дисциплиной?
Не место ли кафедре
логики на
естественнонаучном
факультете
(например, на
мехмате)? С
другой стороны,
в последнее
время
предпринимаются
формализации
ведущих
философских
систем (в том
числе и ваш
вклад).
Насколько
сблизились
онтология и
логика в
настоящее
время?
Перед
тем, как
обратиться к
ответам В.
Васюкова, я
позволю себе
сначала
прокомментировать
сами вопросы.
Если я спрошу
Вас, является
ли сейчас композиция
по-прежнему
частью
музыки, или является
ли сейчас телескоп
по-прежнему
астрономическим
прибором, что
Вы на это
ответите? аНаверное,
увидев во мне
совершенного
дилетанта,
начнёте с
объяснения
очевидных
вещей, стараясь
говорить как
можно проще и
понятнее. Что,
собственно,
В. Васюков и
делает. И,
чтобы меня не
упрекнули в
передергивании,
приведу ответ
целиком:
Ц Логика
по-прежнему
является
философской дисциплиной,
хотя её
взаимодействие
с другими
дисциплинами
усилилось,
что привело к
линтердисциплинарному╗
статусу
некоторых её
разделов:
лингвистической
логики,
когнитивной
логики,
логики информатики,
логики
компьютерных
наук и т. д. С этой
точки зрения,
можно
говорить и о
философской
логике (как
области,
разделе или
направлении
логических
исследований,
ориентированных
на
философские
проблемы и
требующих
применения
философских
содержательных
методов и
категориального
аппарата), и о
математической
логике как
результате
междисциплинарных
связей (с
философией и
математикой).
При этом
взаимодействие
логики с
философией
представляет
собой
обоюдный
процесс: наряду
с
философской
логикой
говорится и о
философии
логики
(философском
анализе логических
проблем) и о
логической
философии
(философии,
развиваемой
логическими
методами). Что
же касается
кафедр
логики на
других, кроме
философского,
факультетах,
то этот вопрос
не нов: ещё во
времена
Львовско-Варшавской
школы в
Львовском
университете
было одновременно
три кафедры
логики, одна
из них как
раз на
естественнонаучном
факультете. В
то же время,
наряду с
кафедрой
логики на философском
факультете
МГУ
существует и
кафедра
математической
логики на
мехмате МГУ
(с несколько
изменённым
названием)
(стр.38-39).
Как
говорится,
каков вопрос
Ц таков и
ответ.
Вопрос
А. Нилогова о
том,
насколько сблизились
онтология и
логика в
настоящее
время Ц из
этой же
серии. Ну как
можно задавать
такой вопрос
в серьезной
философской беседе?
Это или
вопрос
дилетанта,
илиа
просто
провокация.
Ведь даже студент
первого
курса
философского
факультета
знает, что со
времён
Аристотеля
(основателя
науки логики)
логика
неотделима
от онтологии.
Что уж
говорить о
фундаментальных
работах С.
Лесьневского
и В. А.
Смирнова,
которые
целиком и
полностью
построены на
взаимообоснованности
онтологии и
логикиЕ
Попробуйте
ответить на вопрос:
лНасколько
сблизились
лук с тетивой
в настоящее
время?╗. Боюсь,
что ничего у
вас не
получится,
если вы не
формальный
логик,
конечноЕ Вот
и приходится
В. Васюкову,
отвечая на
такой вопрос,
снова
проводить
краткий курс
философско-логического
ликбеза для
философа А.
Нилогова,
начав с
Аристотеля и
закончив В.А.
СмирновымЕ А
что ему ещё
оставалось
делать в
такой ситуации?
Я не буду
приводить
этот ответ
целиком. Скучно.
А
вот ответ В.а
Васюкова на
вопрос о формализации
философских
систем я
прокомментирую.
Здесь у меня,
как
говорится,
интерес
личный. Я ещё
помню
ожесточённые
дискуссии в
отечественной
философии по
поводу
соотношения
формальной и
диалектической
логики. С уходом
из жизни Э. В.
Ильенкова у
формальных логиков
в этом споре
не осталось
достойных оппонентов.
Поэтому
некому было
предупредить
формальных
логиков, что
формализировать
живые
философские
системы Ц
дело безнадёжное,
в виду полной
философской
и логической
его
бессмысленности.
Но лучший
критерий Ц
это практика.
Поэтому-то
мне и было
крайне интересно
узнать об
успехах в
лформализации
философии╗ из
уст
специалиста
в этом деле. Мне
просто
хотелось
узнать,
сколько же
ведущих
философских
систем
удалось к
сегодняшнему
дню формализовать.
Но, кроме
ссылки на
ставшие уже
общим
местома
слова Я.
Лукасевича, ничего
в ответе В.
Васюкова я не
нашел. А вот слова
эти,
сказанные
великим
логиком в начале
прошлого
века, стоит
привести
дословно:
лКогда с
мерой
строгости,
созданной
при помощи
математиков,
мы подходим к
великим философским
системам
Платона или
Аристотеля,
Декарта или
Спинозы,
Канта или
Гегеля, то
все эти
системы
распадаются
в наших руках
как
карточные
домики. Их
основные
понятия
туманны,
главнейшие
утверждения
непонятны,
рассуждения
и
доказательства
нестроги;
логические
же теории,
лежащие так
часто в
глубине этих
систем, почти
все ложны.
Философию
необходимо
перестроить,
начиная с оснований,
вдохнуть в
неё научный
метод и подкрепить
её новой
логикой. О
решении этих
задач один
человек не
может и
мечтать; это
будет труд
поколений и
умов, гораздо
более мощных,
нежели те,
которые
когда-либо до
сих пор
появлялись
на земле╗ (стр.
39-40).
Только
не подумайте,
что все
перечисленные
великие
философские
системы
удалось формализовать!
Лукасевич
говорит о
другом Ц о вечной
мечте
формальных
логиков
навести порядок
в логике
философии и
построить
новую философию
на новых
научных и логических
основаниях.
Только мне
представляется,
что
философия как
явление
культуры
имеет свои
собственные
задачи и
предназначение,
а формальная логика
Ц свои. А
логика
Культуры Ц
она и есть
логика
Культуры.
Можно,
конечно,
подобно Сальери,
разъять
Культуру на
части, но
следует
помнить при
этом -а лМузыку
я разъял, как
труп╗. То есть,
если вы
хотите
формализировать
философию, то
вы должны её
сначала
убить, лишить
жизни живую
философскую
мысль,
которая,
слава Богу,
есть, и
которая
формализации
не поддаётся в
силу живой
природы
своей.
Конечно,
всегда
приятно
обнаружить, что
логические
теории,
лежащие в
основе великих
философских
систем Ц
почти все
ложны. Однако
и после этого
философские
системы
Платона,
Аристотеля,
Декарта,
Спинозы, Канта
и Гегеля не
перестанут
быть
философией.
Можно ведь и
в музыке Стравинского
или
Прокофьева
легко найти
очевидные
коннотативные
диссонансы
(абсолютно
нарушающие
строгие
математические
законы
гармонии), ну
и что с того?
Музыка
останется
музыкой.
Найти очевидное
нарушение
строгих
логических
норм можно и
в
поэтических
произведениях.
Попробуйте,
исправьте их
Ц и убьете
поэтическое начало.
Перепишите
лЖар-птицу╗
Стравинского
в строгом соответствии
с
классической
гармонией Ц
что получите?
лМурку╗, да и то Ц если
очень
повезёт. Так
что мне
кажется, что лумы,
гораздо
более мощные,
нежели те,
которые
когда-либо до
сих пор
появлялись
на земле╗ (если
таковые
действительно
появятся),
найдут себе
другое
занятие, чем
перестраивание
философии,
начиная с
оснований.
Завершая,
хочу сказать,
что, несмотря
на скептическое
отношение к
некоторым
местам философской
беседы А.
Нилогова с В.
Васюковым, она
показалась
мне в целом и
интересной, и
поучительной.
Я даже
захотел,
чтобы с ней
внимательно
познакомились
некоторые
мои коллеги-психологи,
а особенно Н.
Е. Веракса. Он
уже много лет
пытается
обучать
детей диалектическому
мышлению. Для
этой цели он пытается
формализовать
диалектическую
логику. Пока
что,
насколько
мне известно,
ему ещё никого
не удалось
обучить
диалектическому
мышлению
таким
способом.а Прочитав
это интервью,
Николай
Евгеньевич,
вероятно, обрадуется,
что он не
одинок в свих
попытках
формализации
диалектической
логики. А
если он
найдёт время
и прочитает
эту мою рецензию,
то, может
быть, поймёт,
почему он до
сих пор
никого
диалектическому
мышлению
научить не
смог.
Альтернативный
русский
философ. Дмитрий
Галковский. (стр.
49-52)
Дмитрий
Галковский
известен,
прежде всего,
как автор
лБесконечного
тупика╗ -
книги столь
же
талантливой, сколь
и
скандальной.
После
появления
этой книги, привлекшей
внимание
читающей
публики, появился
и ответ на
неё,
написанный
группой лофициальных╗
философов.
Помню, я
тогда сказал
одному из
авторов этой
лгневной
отповеди╗,
что не стоит
ломать копья.
Молодой
человек
просто
пытается
заявить о
себе как
можно громче.
Можно,
конечно, это
сделать,
написав
серьёзную
академическую
книгу Ц но кто
сейчас их
читает?
Пройдёт
время, найдёт
этот автор
свою нишу в
философской
тусовке, и
успокоится. И
даже,
возможно,
станет одним
из самых
скучных
представителей
этой тусовки.
Прошло
десять лет и,
похоже, я
оказался
прав. От
интервью с Д.
Галковским,
представленном
в
рецензируемой
книге, можно
было бы
ожидать
чего-то
скандально-эпатажного.
Но оказалось
оно,
напротив,
довольно
заурядным,
одним из
наименее
интересных в
книге.
Начну
я с ответа Д.
Галковского
на вопрос о лБесконечном
тупике╗.
Что
касается
формы, эта
книга очень
привязана к
своему
времениЕ
Мне кажется,
я адекватно
передал своё
тогдашнее
состояние и
тогдашнее
состояние
отечественной
культуры. Все
мы от безделья
и страданий
тысячу раз
пережили своё
будущее и
умерли в
своём
времени, так
и не родившись.
Это судьба
поколения,
судьба страны.
Моя ли это судьба?
Не знаю.
Честно
говоря, мне
это не очень
интересноЕ
(стр. 52)
Конечно,
лБесконечный
тупик╗ сыграл
свою роль. И,
судя по
ответу Д.
Галковского,
я не так уж
сильно
ошибался,
когда
говорил, что
книга эта была
лишь
средством
громко
заявить о
себе.
Д.
Галковский
действительно
нашёл своё место
в
современном
российском философском
сообществе и,
похоже, это
место его
вполне
устраивает. А
на фоне
большого
числа
откровенно
слабых
философских
книг,
появившихся
в последнее
время, он
даже
выглядит
значительной
фигурой (слова
лфигура╗ и лфон╗
я использую
здесь исключительно
в гештальтистком
смысле,
конечно). И,
несмотря на
моё
осторожное
отношение к
этому философу,
с некоторыми
его
высказываниями
я даже
согласился
бы, в силу их
полной
очевидности.
Мне кажется,
поколение, точнее,
уже два
поколения
людей,
родившихся
после 1956 года,
сгнили
заживо,
занимаясь
преждевременным
рассматриванием
себя в
зеркале. 18-летние
молодые люди
не должны
думать об энциклопедиях
и мемуарах. И 28-летние.
И 38-летние. 48-летние...
Здесь,
пожалуй,
начинается
расслоение.
Одни
продолжают
жить, другие
начинают
хлопотать по
инстанциям и
выправлять
документы об
их роли в
развитии
мировой культуры
(стр. 50)
Ведь
мышление
очень опасно.
На этот ящик
Пандоры
нужен
государственный
замок. Существует
ли
национальное
мышление? Не
знаю. Но в
любом случае
лнациональная
философия╗
так же
относится к
свободному
мышлению, как
учебник
русской
литературы к
реальному литературному
процессу (стр.
52).
Езакрыть
философские
факультеты
по всей стране.
Оставить
один-два
факультета
или отделения.
Ну и, конечно,
штук сто на
национальных
окраинах, в
виде светских
медресе для
байских
сынков. (стр. 52)
К
последнему
добавлю, что
идея эта
давно уже
реализована.
Кроме
одного-двух
факультетов,
все
остальные и
есть
светские
медресе. И не
только на
национальных
окраинах. И
не только для
байских
сынков.
Где пушки
Ц там и
философия. Фёдор
Гиренок (стр.53-60).
До какого-то
времени я
даже и не
догадывался,
что Ф.
Гиренок Ц
тоже философ.
Читая его книги
(лСкладки╗, лТри
тезиса о
философии╗,
лЗаметки о России╗
и т.д.), я думал,
что он Ц беллетрист-публицист,
пишущий на
всевозможные
околофилософские,
да и вообще
околовсяческие,
темы. Или
журналист?
Каюсь, меня
даже не
насторожило,
что книги
этого автора
выходили в
философских
сериях Ц мало
ли муры в них печатают
нынче! Книги
этого
беллетриста, местами
забавные, не
без
проблесков
мысли, не
удивили меня
почти полным
отсутствием аргументации
Ц беллетристу
это ни к чему.
Видно было,
что автор
слабо знает
всеобщую историю
(или, скажем
так, имеет о
ней весьма поверхностное
представление).
Можно было заметить,
что автор не
знает
глубоко
историю
философии (за
исключением,
пожалуй,
некоторых
русских
философов, да
и то очень выборочно
и
поверхностно),
и, кроме того, иногда
некорректно
цитирует. Для
журналиста это
Ц грех не
большой,
хотя, если
честно, меня несколько
раз так и
подмывало
схватить автора
за руку.
Иными
словами,
книги Ф.
Гиренка я не
рассматривал
как
философские.
Ну, выплёскивает
автор на
бумагу всё,
что приходит
ему в голову,
облекая это в
красивую
словесную
упаковку, и
что? Это ведь
не мышление.
Мышление, как
известно,
начинается
тогда, когда
человек
начинает
прилагать
усилия, чтобы
довести то,
что приходит
ему в голову,
до ясности.
Задача
беллетриста-журналиста
Ц другая. Он
прилагает
усилия для
того, чтобы
довести всё,
что приходит
ему в голову,
доЕ широкой
публики.
Но
оказалось,
что Ф.
Гиренок Ц
философ. И не
просто
философ, а
едва ли не
самый
известный и
самый
раскрученный
(простите за
жаргонизм).
Моей первой
реакцией на
эту новость
было: лвот уж
никогда бы не
подумал!╗. Я
даже, грешным
делом, начал
сомневаться -
может быть,
существуют
два Ф.
Гиренка? Ну
никак не ассоциировались
у меня книги
этого автора
с философиейЕ
И совершенно
было мне
непонятно,
почему вокруг
этого автора
такой
ажиотаж.
Про ажиотаж Ц
я не
преувеличиваю.
В Интернете
существует
целых два
сайта
поклонников
Ф. Гиренка, а
это кое о чём
говорит.
Между прочим,
на одном из
этих сайтов
утверждается,
что это
именно он
ввёл в обиход
представление
о русском космизме.
Но с
поклонников
что возьмёшь?
А если
серьёзно, то
в
рецензируемой
книге
справка-представление
Ф. Гиренка, предшествующая
интервью с
ним, написана
чуть ли не с
обожанием. Не
представление
философа, а
поэма-объяснение
в любви. И,
судя по всему,
любит его не
только автор
этой справки-представления.
Одним словом,
лкричали женщины
лура!╗ и в
воздух
чепчики
бросалиЕ╗.
В этой
справке
обнаружил я
довольно
забавный
момент,
отражающий
один из
принципов философии
Ф. Гиренка:
Одно из
убеждений Ф.
И. Гиренка Ч
классические
способы
философствования
устарели: лФранко-германские
образцы
философствования
составляют
музей современного
мышления. Эти
музейные
образцы
нужно
использовать
в качестве
тренажёров
для
студентов и
всех
желающих╗.(стр.
53)
Звучит,
что и
говорить, громко.
В этом,
конечно, Ф.
Гиренок не
оригинален
(вспомним, к
примеру,
Фихте и
Маркса, тоже
отвергавших
всю предшествующую
философию). И
потом, музей Ц
это не склад
мертвых
ископаемых
древностей. Музей
Ц это живой
организм
живой
Культуры.
Только очень
дремучий в
области
культуры человек
может
считать, что
музей Ц это
что-то вроде
склада
консервов
или
тренажёрный
зал.
Позиция
отвергания
прежних
исторических
способов
философствования
может иметь разные
причины и
разные
основания. Я
думаю, что Ф.
Гиренок
выбрал эту
позицию
потому, что
он плохо
знает эти
способы
философствования,
аи просто
не владеет
этим
материалом в
достаточной
степени.
Более того,
он слабо
знает
классические
тексты и
потому не может
обоснованно судить
о способах
философствования,
в этих
текстах
представленных.
Незнание
классических
текстов не
страшно для
беллетриста,
но
убийственно
для профессионального
философа. Ещё
хуже, когда
при этом
философ заявляет,
что текст
этот он знает
и начинает этот
текст
критически
анализировать.
И уж самое
страшное Ц
это когда его
в этом
публично
уличают, что
называется, с
первоисточником
в руках. Как
схваченный
за руку
карточный
шулер Ц застрелиться
не
застрелится, но
репутацию
честного
человека
потеряет навсегда.
К чему я
клоню? Да к
тому, что Ф.
Гиренок
является
едва ли не
единственным
современным
философом,
который в
прямом
смысле
оказался в
этой,
убийственной
для
репутации,
ситуации.а
Об этом
следует рассказать
подробнее,
дабы меня не
упрекнули в клевете
на
уважаемого
человека. В
июне 2005 года в
МГУ состоялась
дискуссия В.
Васильева и
Ф. Гиренка
лПомогает ли
Хомский понять
сознание╗. Любой
желающий без
труда может
познакомиться
с ней в
Интернете. Мне,
как
психологу,
который
занимается
проблемой
сознания,
тема
дискуссии
показалась
чрезвычайно
интересной. В
первой части этой
дискуссии Ф.
Гиренок стал
излагать некоторые
позиции Н.
Хомского. лДа
не читали Вы
Хомского!╗ - готов
был
закричать я - лУ
Хомского всё
наоборот!╗ Какой
смысл всё
переворачивать,
когда можно
просто взять
книгу Н.
Хомского и
показать, что
у него всё
совсем не
так! А уж
когда Ф. Гиренок
заявил, что в
лЯзыке и
мышлении╗ Н.
Хомский
накладывает
запрет на
интроспекцию,
я был просто
в ужасе. Хотелось
спросить - лгде,
в каком месте
лЯзыка и
мышления╗ он
это делает╗?
Но спросил
его об этом
не я, а В.
Васильев. Ф. Гиренок
ответил, что,
мол, на 21
странице лЯзыка
и мышления╗
Хомский
накладывает
запрет на интроспекцию.
В ответ на
это В.
Васильев
немедленно
потребовал
принести в
аудиторию
книгу Н.
Хомского. Как
и следовало
ожидать, ни
на 21 странице,
и вообще ни
на какой
странице
этой книги ни
о каком
запрете на
интроспекцию
не было ни
словаЕВ
классической
пьесе в этом
месте должен
быть занавес,
но не тут-то
было. Ничтоже
сумняшеся, Ф.
Гиренок
продолжил
дискуссию,
благоразумно
сменив тему.
Я,
конечно, не
стал бы
напоминать
об этом прискорбном
случае.
Вообще,
поймать Ф.
Гиренка на
незнании
текстов и на
приписывании
авторам того,
чего в их
текстах нет,
очень легко. Только
если раньше
уличение
шулера начисто
лишало его
репутации, то
теперь лишь
прибавляет
ему
популярностиЕВпрочем,
если кому-то
интересно, я
готов
доказать, что
в этой
дискуссии Ф.
Гиренок
делает тот же
трюк (то есть
просто
перевирает) по
отношению к
ещё трём (по меньшей
мере)
классическим
авторам. Так
что это не частный
случай. Это Ц
сознательная
позиция лфилософа╗
Гиренка,
рассчитанная
на то, что неграмотная
публика, как
говорится,
лвсё схавает╗.
Интервью
с Ф. Гиренком,
под
названием
лГде пушки Ц
там и
философия╗,
ровным
счётом
ничего не
изменило в
моём отношении
к этому
философу. Он
вновь
продемонстрировал
всё то, о чём я
и так знал
после чтения
его работ, и о
чём уже
сказал чуть
выше. И, чтобы
избежать
повторения,
мои
комментарии
не будут развёрнутыми.
И не будут
философскими,
ибо нет
предмета для
дискуссии.
Философия
всегда имела
локальную
размерность.
Скажем, в
Индии
никакой
философии в греческом
смысле не
было. Там
были другие
условия
мышления,
по-иному
настроенные
интеллекты.
Поэтому
многое из
того, что
происходило
в Европе, не
имело
соответствия
в Китае и
Индии, и
наоборот.
Поэтому
наука,
например, возникла
в Греции, а не
в Китае (стр. 55).
В Индии и
вправду
философии в
греческом
смысле не было.
А в Греции не
было
философии в
индийском
смысле. Всё
так. Китай
только жалко.
Откуда там
наука-то
появилась?
Наверное, из
Греции
ветром
занесло? С
историей у
нашего журналиста
явно нелады.
Оставляю без
комментариев.
Синологи -
отдыхают.
И вот только
совсем
недавно
философия Ч и,
как ни
странно, в
связи с пост-модернизмом
Ч пытается
подать свой
голос независимо
от науки и
религии. И
тут обнаруживается
её
литературный
характерЕ.а Русская
философия
изначально
была литературой!
Ещё в XIX
веке
ДостоевскимЕэтот
философский проект
был
реализован.
Да так
реализован, что
его
интеллектуального
ресурса
хватит на
многие
столетия.
Только мы
относились к нему
как к
литературе,
забывая, что
наша
литература Ч
это
философия.
(стр.55)
Элементарная
логическая
ошибка. Тезис
первый
(философия=литература)
и тезис
второй (литература=философия)
означают, что
литература и
философия Ц
это одно и то
же. И потом,
кто эти лмы╗,
которые
лзабывали╗,
что наша литература
Ц это
философия?
Уверю Ф.
Гиренка, что
мы Ц не
забывали,
понимая при
этом, что русская
философия являла
себя миру не
только через
русскую
литературу.
Французская
философия,
пожалуй,
слишком шизофренична
с точки
зрения
немцев, а
немцы Ч
слегка параноики.
У французов
слишком
много хаотического,
а немцы любят
порядок
везде, в том числе
и в голове
(стр. 57).
Видимо, Ф.
Гиренок знаком
с какими то
результатами
опроса
мнений
немцев по
поводу
французской
философии, и
наоборот.
Только,
скорее всего,
он сам
придумал эту
лточку зрения
немцев╗. И потом,
мнение
параноиков о
шизофрениках
никак нельзя
считать
объективным. Последнее:
Ф. Гиренок не
только
отвергает
лфранко-германские
образцы
философствования╗,
но и подводит
под это
психиатрическую
основу. Вполне
логичная
основа для
философствования
такого
уровня.
Но, это ещё не
всё:
Например,
что делает
французское
посольство в
России? Оно
спонсирует
переводы
французских
авторов и книг.
Что делает
Россия? Она
никогда этим
не
занималасьЕ
Поэтому на
Западе не знают
русскую
философию. А
французскую Ч
знают. И так
будет до тех
пор, пока французское
Министерство
иностранных
дел платит
своим
авторам,
переводчикам,
тем, кто
продвигает
эту
философию.
(стр. 57)
Как и любое
посольство,
Посольство
Французской
республики занимается,
среди
прочего, распространением
французской
культуры (в
том числе и
философии). Это
просто
входит в
функции
любого
посольства. А
то, что
Россия
никогда этим
не
занималась Ц
выдумка. В
советские
времена
издательство
лПрогресс╗
занималось
переводами
русских книг,
и выпускало
их, включая и
философские,
в таком
объёме и
такими
тиражами, что
французскому
Министерству
иностранных
дел даже не
снилось. Ту
русскую
философию,
которая на
самом деле философия,
на Западе
знают. Плохо,
что её не знают
в России. Не
знают даже
некоторые
доктора
философских
наук. Но в
этом
французское
посольство
не виновато.
Что ж, единая
цивилизация
будет. Но она
будет
мусульманской
(стр. 60)
Не пугайся,
читатель! Для
того, чтобы
делать
исторические
прогнозы,
нужно хорошо знать
историю. Здесь
явно не тот
случай.
В Америке
нет
философии, но
они будут её
производить.
И все будут у
них учиться,
их будут
читать, они
заполонят
своими
книгами весь
мир. (стр. 57)
Интересно,
это
произойдёт
до того, как
появится
лединая
мусульманская
цивилизация╗
или после?
Насколько
сегодня
актуальны
слова Самарина
о том, что
лЕвропа сходится
в желании
всякого зла
России╗?
Ч Ничего не
изменилось
за полтора
века. Самарин
Ч вообще
поворотная
точка в
развитии русской
философии. От
него одна
линия ведёт к
Владимиру
Соловьёву,
другая Ч к
Николаю Данилевскому.
Занявшись Самариным,
я понял:
линия от него
к Владимиру
Соловьёву Ч
тупиковая в
России.
Соловьёв Ч
универсалист,
глобалист. Он
думал, что
существуют единое
человечество
и
общечеловеческие
ценности. А вот
линия от
Самарина
через
Данилевского,
Леонтьева,
Розанова и
далее к
нашему авангарду
Ч
перспективна,
здесь
пролегает
нерв русской
мысли. (стр. 59-60)
Европа,
конечно,
страшный
монстр. Спит
и видит, как
учинить
России
какую-нибудь
пакость. Но,
ещё раз повторю
Ц Ф. Гиренок
плохо знает
историю, иначе
помнил бы,
что больше
всего зла
России принесла
она сама. И
вообще, во
всех бедах России
виноваты, как
известно,
велосипедисты
иЕ сами
знаете, кто.
Так что
понятно, лоткуда
ноги растут╗
в
размышлениях
Ф. Гиренка.
Слышали мы
уже про этот
лнерв русской
мысли╗Е Что же
касается
линии от
Самарина к
Соловьеву, то
наличие таковой
есть личное
изобретение
Ф. Гиренка,
которое нет
смысла
комментировать,
в виду отсутствия
этой линии в
природе.а
Отсюда
следует, что
для России
сегодня по-прежнему
на первом месте
Ч сильное
государство.
Мы должны
быть сильными!
На втором месте
Ч
благополучие
большинства.
Мы должны
дать
передышку
своему народу!
Ч А философия?
Ч Если мы
будем сильны,
можно
пожертвовать
и философией.
Философия Ч
дело
наживное. Но
мы не можем
позволить себе
быть слабыми.
Слабость для
России означает
небытие (стр. 60).
Вот здесь я
полностью
согласен.
Дайте передышку
своему
народу,
товарищ
Гиренок! Избавьте
его от своей
беллетристики,
пожертвуйте
ею ради
укрепления
силы России.
Ей-Богу,
жертва
небольшая.
Философ в
России Ч как
камень в
воду: лБуль!╗ Ч и тихо.
Самарин
бросал Ч
тишина.
Розанов
бросал Ч тихо. И
я бросаю. (стр. 60)
Здесь я,
видимо, что-то
не понял.
Философ Ц как
камень в
воду? Кого Самарин
в воду-то
бросал?
Какого
философа? А
про то, что
именно
бросает в
воду Ф.
Гиренок, я
уже сказал.
Остаётся
только
добавить:
Бросайте или
не бросайте,
милейший
Федор
Иванович, всё
едино! То, что Вы
бросаете Ц не
тонет.
И последнее.
Интервью
называется
лГде пушки Ц
там и
философия╗.
Философия,
конечно,
может быть и
там, где
пушки. Она
вообще может
быть где
угодно Ц Дух
ведь дышит
там, где
хочет. Но
чаще всего
она бывает
там, где
мозги. А значит,
голова
Федора
Ивановича
Гиренка находится
в
относительной
безопасности.
Граф-анализ.
Вячеслав
Дмитриев
(стр. 62-74).
Бывают
тексты,
сравнимые с
хорошей
музыкой в
хорошем
исполнении Ц
слушаешь, иЕ становится
жаль, когда она
заканчивается.
Именно такое
ощущение возникло
у меня, когда
я читал это
интервью.
Было жаль,
что оно закончилось,
возникло
желание
прочитать и
другие
работы В.
Дмитриева,
захотелось
задать
автору
несколько
вопросов,
встретиться
и поговоритьЕ
Очень
интересным
получилось
это интервью,
от первой до
последней строки.
За последние
лет пять
философские
тексты такой
глубины и
ясности мне
попадались
крайне редко.
Тема письма
(письменной
речи) всегда интересовала
меня как
психолога в
связи с проблемой
сознания и
речи. А вот философия
письма
оставалась
для меня некой
экзотикой, ачастной
темой,
интересующей
лишь специалистов.
Она
представлялась
мне чем-то
существующим
на стыке
классической
философской
герменевтики
и
семантической
компаравистики.
Да и что
нового можно
было сделать
после трудов Ж.
Деррида о
грамматологии,
после работ
А. Экхрдта, Ж.
Делеза и Ф.
Гваттари? И
уж никак я не
мог
предположить,
что философия
письма может
иметь хоть
какое-то
отношение к
проблеме
происхождения
самой
философии, к
проблеме
выявления её
порождающих
оснований. Но
я не философ,
а для
психолога
это, вероятно,
простительно.
Но оказалось,
что
лфилософия
письма╗ имеет
отношение не
только к
происхождению
письма, но и к
происхождению
философии. А
эта тема по
природе
своей такова,
что требует
очень
хорошей
подготовки и
в философии,
и в
лингвистике,
и в истории
культуры. Взять
такую тему безответственной
болтовнёй
невозможно Ц
это вам не о
клиповом-патовом
сознании
нести всякую
околометафизическую
археоавангардную
чушь. Тут
требуется
философская
работа, а не
болтовня.
Мне
действительно
было очень
приятно, что в
тексте В.
Дмитриева я
увидел владение
историей
вопроса и основательное
знание
исследований
в смежных
областях. Автору
присущ тот
тип мышления,
который я бы
назвал лаккуратным
мышлением╗;
оно очень
рефлексивное
(может быть
даже иногда
чересчур
рефлексивное),
но зато Ц
основательное,
без метаний
из стороны в
сторону. Это
именно то,
что когда-то
называли
культурой
мышления в
философии. Ведь
когда мы
говорим о
философии
как о свободном
мышлении, нам
не следует забывать,
что оно
должно быть,
прежде всего,
культурным. В
русской
философии
второй
половины
прошлого
века такой
высокой культурой
мышления (в
сочетании с
отточенной
интеллектуальной
техникой)
обладал разве
что только А.
Ф. Лосев. И я
рад тому
обстоятельству,
что есть ещё
исследователи,
работой
своей показывающие
- культура
мышления не
исчезла
окончательно
в русской
философии.
Вот
как
начинается
интервью с В.
Дмитриевым:
Ч Свой
ответ я хочу
начать с
одной цитаты
Диогена
Лаэртского, в
которой им
произведена
лклассификация╗
философов по
отношению к массивам
письма:
лНекоторые
философы оставили
после себя
сочинения, а
некоторые
совсем
ничего не
писали. Среди
последних Ч
Сократ,
Стильпон,
Филипп,
Менедем,
Пиррон, Феодор,
Карнеад,
Брисон, а, по
мнению иных,
также и
Пифагор, и
Аристон
Хиосский
(если не считать
нескольких
писем). По
одному лишь
сочинению
оставили
Мелисс,
Парменид, Анаксагор.
Много писал
Зенон, ещё
больше Ксенофан,
ещё больше Демокрит,
ещё больше
Аристотель,
ещё больше
Эпикур, ещё
больше
Хрисипп╗. Его
классификация
изящно
выполнила
неожиданную
функцию, она
взяла и
вписала философию
в поле
письма. На
первый
взгляд связь письма
и философии у
Диогена
кажется нам крайне
легковесной
и случайнойЕ
Конечно, очень
легко
отмахнуться
от этой
классификации
и связанных с
ней вопросов.
Но я не
стал
отмахиваться
от этой
диогеновской
классификации
философов по
их отношению
к массивам
письма, а,
наоборот,
попытался
отнестись к
ней
почтительно.
В своей
работе я
решил продолжить
разработку
идеи Диогена
Лаэртского о
связи
философии с
массивами
письма и дать
свою
классификацию
древнегреческой
философии в
отношении
письма.
Взять за
основы
собственных
размышлений известную
классификацию
Лаэрция
(которая на
самом деле
никакая не
классификация,
а просто
заметка на
полях) Ц для
этого нужно
быть
человеком не
только очень
отчаянным, но
фундаментально
образованным
и творчески
мыслящим. В
любом другом
случае из
этого выйдет
лишь
интеллектуальный
конфуз. Но
посмотрите,
какие нетривиальные
ходы
предлагает В.
Дмитриев,
буквально лраскручивая╗
эту тему,
разворачивая
панораму
возможностей,
которые
здесь
имеются. Тут,
конечно,
нужна не
только
определенная
лпочтительность╗
по отношению
к традиции, о которой
говорит В.
Дмитриев, но ещё
и
филигранное
использование
концептуального
аппарата. Не
каждому даны
способность
и умение в
простой и
незамысловатой,
всем
известной
вещи, увидеть
проявление
некой
тенденции, выделить
эту
тенденцию и
мысленно
продолжить
её
траекторию.
Действительно,
задача эта - не
для слабых
умом.
Это
интервью
(хотя в книге
оно помещено
в рубрику
лФилософские
беседы╗, это
именно интервью)
нужно читать
целиком. Я,
однако,
выделю
некоторые
узловые
мысли В.
Дмитриева, на
которые
хочется обратить
внимание.
Явление,
когда письмо
перестаёт
служить механическим
продолжением
действия
власти и
обнаруживает
свою собственную
волю,
противостоящую
деспотии всего
политического,
я и называю
философией
(стр. 70).
Конечно,
автор не имеет
в виду, что
освобождение
письма - это
единственный
исток
философии. Но
что
действительно
интересно,
так это то, что
взгляд с такой
позиции даёт
возможность
получить
достаточно
точный
индикатор,
при помощи
которого
можно проследить
(и достаточно
надёжно
описать) сам процесс
конституализации
философии. И
это, между
прочим,
придаёт
неожиданный
ракурс
известной
позиции,
высказанной
М. К. Мамардашвили
о том, что
философия
начинается в
ситуации
неопределенности
(лпочему так, а
не иначе?╗). И
ещё: мне
очень интересно
было бы
узнать
мнение В.
Дмитриева об
истоках
(источниках)
обретения
письмом лсобственной
воли╗.
Массивы
письма,
сделав голос
деспотической
власти
вездесущим,
сами вышли из-под
контроля её
вездесущности,
оказавшись непрозрачными
для власти. В
результате
роль письма
стала
двусмысленной.
Письмо действовало
и вместе с
политическим
сообществом
выступало в
качестве
необходимого
союзника полисной
деспотии, но
при этом оно
действовало
таким абсолютным
и предельным
образом, что
явно превышало
цели самого
политического
сообщества.
Письмо в
переписывании
порядка социальной
жизни пошло
далее самой
власти и
подвергало
изменению не
только остатки
архаических
различий в
бытовом укладе
родовых
сообществ, но
и те
важнейшие
различия,
которые
задавали сам
полисный
лимперский╗ порядок.
Письмо
оказалось не
только слугой
и союзником,
но также
бунтарём и
анархистом
(стр.70).
Можно
сколько
угодно
рассуждать
на тему лфилософия
и власть╗, и
рассуждений этих
так много,
что порой
возникает
ощущение
заигранной
пластинки.
Оцените
подход В. Дмитриева
к этой теме Ц
не просто
ново и
интересно, но
и, в
некотором
смысле, даже
актуально.
Речь
идёт об
извлечении
того, что
остаётся в
письме, когда
оно
перестаёт служить
власти и
быту,
перестаёт
быть их носителем.
Этот остаток
письма и был
впоследствии
назван
философией.
Только
благодаря
извлечению
этого
остатка
Сократ смог
потом противопоставить
философию
софистике и
фюсиологии.
Иначе каким
же образом
философии
удалось бы
эффективно
отличить
себя от
собственной
предыстории и
идеологии?
Без этого
извлечения
никакая демаркация
философского
знания
немыслима.
Извлечение
из письма и отказ
от письма - атаковы важнейшие
вехи
становления
и самоопределения
философии.
Стоит добавить,
что и
извлечение и
отказ
принадлежат,
по моему
мнению,
самому письму
и
характеризуют
раскол
внутри самого
письма на
анархическую
и деспотическую
часть (стр. 73)
Я бы, конечно,
слово
лраскол╗
заменил на
лдифференциация╗,
потому что
письмо Ц это
всё-таки
живой
процесс, и,
как любой
живой
организм, в
своём
развитии
подчиняется
принципу прогрессивной
дифференциации.
Но я, разумеется,
не настаиваю.
Как говорил в
таких случаях
Л. Д. Ландау: лавтор
почти всегда
оказывается
прав╗.а
В заключение
хочу сказать:
есть ещё в
России люди,
которые
работают в
философии
качественно,
профессионально,
не крикливо.
Поэтому,
наверное, их
голоса и не
слышны на
фоне воющей
околофилософской
попсы. Но так
было всегда,
так что моё
сравнение В.
Дмитриева с
А. Лосевым не кажется
преувеличением.
Во всяком
случае, я
буду с
интересом
следить за
дальнейшими
работами
этого оригинального
философа.
Субъективная
реальность. Давид
Дубровский (с. 75-89).
В этом
интервью я
хотел бы
обратить
внимание на три
момента.
Во-первых, из
самого
названия
интервью
можно было бы
предположить,
что речь в
нём, главным
образом, пойдёт
о субъективной
реальности,
а точнее о
той теории
субъективной
реальности,
которую Д. И.
Дубровский
разрабатывает
уже почти
сорок лет. Но разговор
в этом интервью
шёл, главным
образом, об
отношении Д.
И.
Дубровского
к современной
философии. И
я, кстати
сказать, был
очень рад
этому
обстоятельству.
Ответы
Давида
Израилевича
показались
мне
интересными,
и я позволю
себе
привести
некоторые их фрагменты.
Информационное
общество
существенно повлияло
на развитие
философской
мысли, что
требует
особого
внимания.
Резко возрос плюрализм
философского
знания,
поколеблены
его классические
ориентации,
усилились
тенденции
иррационализма,
крайнего
релятивизма (с.
76)
Это
касается
того рыночно-рекламного
духа, который
охватил в
последние
десятилетия
культуру и
существенно
сказывается
на
философской
деятельности.
Слишком уж
часто мы
видим, как
жажда успеха
и самоутверждения
теснят поиск истины,
правды,
подлинных
смыслов, как
вольготно
чувствует
себя
энергичная и
амбициозная
посредственность,
в каких
больших
объёмах публикуются
дилетантские
тексты. И
конечно, лишь
сравнительно
небольшое
число
авторов демонстрируют
подлинный
профессионализм
и творческую
продуктивность,
вносят вклад
в развитие философской
мысли (с. 76)
Конечно,
постмодернизм
выразил
некоторые
реальные
черты
кризиса
культуры
постиндустриального
общества. В
концептуально-теоретическом
плане у его
главных представителей
трудно
обнаружить
существенные
новации, хотя
философский
и всякий иной
шум вокруг
этого
направления
был большой. (с.
76)
Еневажно,
что именно вы
утверждаете
или отрицаете,
важно, чтобы
вам поверили,
лзаразились╗
вашей мыслью.
Нужен успех!
Любой ценой!
Истина здесь
не
обязательна.
Сплошь и
рядом мы
видим, как
объективные
критерии
реальности
подменяются
критериями
правильного
исполнения
роли, которые
насаждаются
средствами
массовых коммуникаций.
Именно они
творят кумиров,
в виде
которых не
столь уж
редко выступают
полнейшие
интеллектуальные
ничтожества;
они
лфилософствуют╗
с
телевизионного
экрана,
чувствуя себя
лучителями
жизни╗ (с. 77)
Столько
лет прошло
уже, как
рухнула
советская
система, а мы
всё пеняем на
неё, стремясь
оправдать
свою
творческую
импотентность
и слабость
духа (с. 80)
Конъюнктурщик
встречается
всюду. Им
может быть не
только
посредственность,
но и талант.
На
талантливых
конъюнктурщиков
сейчас, кстати,
большой
спрос (с. 81)
Попрание
здравого
смысла Ч
слишком
редко симптом
гениальности,
но сплошь и
рядом выражение
болезни
разума или
натужного
фиглярства,
эпатажа,
суперпретенциозности,
этих типичных
способов
компенсации
творческой импотентности
(с. 82)
В
наше время в
нём [в
философском
разуме] стали
заметно
проявляться
шизоидные,
депрессивные
и
невротические
тенденции.
Рациональная
философия
призвана противостоять
этим
тенденциям,
выполнять своего
рода
терапевтическую
функцию, служить
основанием
реализма и
источником
жизнеутверждающих
идей в
системе
культуры. Она
должна
содействовать
творчеству
новых
жизнеутверждающих
ценностей и
смыслов, а
главное Ч сохранению
старых,
проверенных всей
историей
человечества
(с. 82)
Прошу
прощения у
читателей за
столь
обильное
цитирование.
Но у меня
есть, по
крайней мере,
одно
смягчающее вину
обстоятельство.
Говорят, что прописная
истина от
слишком частого
повторения становится
банальностью,
но не
перестаёт оставаться
истиной. А те
простые
истины, о которых
говорит
Давид
Израилевич -
увы, слишком
редко звучат
в наши дни. Особенно
важно, чтобы о
них не
забывали
молодые
философы, зачастую
строящие
свои первые
самостоятельные
опыты,
ориентируясь
не на
классические
образцы
качественной
философской
работы, а на
пустые, но
яркие
лфантики╗
агрессивного
псевдоинтеллектуального
гламура. Так что
будем
считать, что
в данном
случае я повторяю
слова Д. И.
Дубровского
в
педагогических
целях.
Второе,
что
привлекло
моё внимание
в этом интервью
Ц
сопоставление
двух
философов Ц Ф.
Гиренка и М.
Мамардашвили.
Вот этот
фрагмент:
Сейчас
на Западе
постмодернизм
сильно поблёк.
А у нас мода
на него ещё
не прошла.
Отдельные
наши весьма
одарённые
авторы тоже
отдают ему
дань,
например
Фёдор
Иванович
Гиренок. У
меня с ним добрые
отношения, но
я мог бы
выступить
его критиком.
Ч Я бы
тоже хотел
лишить
Гиренка его
косноязычного
языка,
который
часто
бывает
сродни
косномыслию,
ноЕ
Ч Ну это
вы уж слишком!
Я бы сказал
лспасибо╗ за
то, что он у
нас есть
такой Ч
оригинальный,
непосредственный,
сильно
выделяющийся
на фоне массы
серых философов.
Для меня в
философии,
как и в искусстве,
важно не что,
а как. Как
исполнена
работа! А это
включает
язык, стиль,
оригинальность
мысли. У
Гиренка,
например, много
интересных образов,
метафор,
ассоциативных
откровений.
Но главное,
конечно,
концептуальность,
обоснованность
результатов
исследования
поставленного
вопроса.
Многие
сейчас
превозносят
Мамардашвили,
считая его выдающимся
философом. Я
знал его
лично, он был
хороший,
интересный
человек,
блестящий лектор.
Но что,
собственно,
создал
Мамардашвили
в области
философии?
Каковы
критерии
оценки его
работ?...(с. 77)
Я не
ожидал,
конечно, что
для Д.
Дубровского в
философии важно
не что,
а как.
Даже если это
как
относится
лишь к тому, как исполнена
работа.
По-моему, и как, и что
важны в
равной
степени. И
это не мелкие
придирки к
деталям,
которые не
имеют
существенного
значения.
Речь ведь
идёт о
противопоставлении
двух
философов Ц
лоригинального,
непосредственного,
сильно
выделяющегося
на фоне массы
серых философов╗
Федора
Гиренка, и просто
лхорошего интересного
человека и
блестящего
лектора╗
Мераба Мамардашвили.
Спору
нет, в смысле как М.
Мамардашвили
проигрывает
Ф. Гиренку. У Ф.
Гиренка Ц
лмного
интересных
образов, метафор,
ассоциативных
откровений╗, а
так же
лконцептуальность,
обоснованность
результатов╗
и т.д. У Мераба же
Константиновича
Ц
лмедитативность,
повторы,
коловращения╗
и т.д. (стр. 79).
А вот в
смысле что
(а это в
философии
для Д.
Дубровского,
по его же собственным
словам, не
важно) Ц я бы
поспорил. Но
спорить не
буду, потому
что спорить
на эту тему
можно только
с человеком,
который хоть
немного
разобрался с
содержанием
философской
концепции М.
К.
Мамардашвили.
Боюсь, что Д.
Дубровский
на эту роль
не подходит. Ведь
даже в своей
статье
лПостмодернистская
мода╗ он
отнёс
философа М.К.
Мамардашвили
к этим самым
постмодернистам,
показав тем самым,
что главные
концептуальные
идеи у М. К.
Мамардашвили
он не понял.
Тем из
моих
читателей,
кому в
философии что не
менее важно,
чем как,
могу
посоветовать
провести
эксперимент Ц
взять
концепцию
сознания Ф.
Гиренка (ту
самую, о так
называемом
клипово-патовом
сознании) и
концепцию
сознания М. К.
Мамардашвили
(представленную
в лСимволе и
сознании╗ и в
ряде других
работ) Ц и
сопоставить их,
хотя бы в
плане
концептуальности,
обоснованности
результатов
и т.д. Конечно,
я понимаю,
что сопоставление
двух
философов Ц
затея глупая по
определению.
Но это только
в случае двух
философов.
Здесь же речь
идёт о
сопоставлении
философа и беллетриста,
делающего
сегодня
философию в
России. И
потом, идея
такого
сопоставления
не моя Ц эту
затею начал
сам Д. И.
ДубровскийЕ
Третий
момент в
интервью Д. И.
Дубровского, который
привлёк моё
внимание,
связан непосредственно
с проблемой субъективной
реальности.
К нему у меня имеется,
не скрою,
профессиональный
интерес.а
Я
ещё помню
шумную
дискуссию по
проблеме идеального,
в которой
участвовали
Э.В. Ильенков
и Д. И. Дубровский.
И, хотя
дискуссия
эта имела
место около
тридцати лет
назад, в
научном
сообществе
есть еще
люди, которые
помнят
аргументы
сторон. В
частности, Э.
В. Ильенков
ещё тогда
говорил о
бесперспективности
решения
проблемы идеального
с помощью
лрасшифровки
нейродинамических
кодов
психических
явлений╗. Об
этом же писал
в своей
знаменитой
книге лЗагадка
человеческого
Я╗ Ф. Т.
Михайлов. Д. И.
Дубровский
отстаивал
противоположную
точку зрения,
утверждая,
что этот путь
Ц единственный
и что скоро,
очень скоро, мозговые
нейродинамические
коды психических
явлений
будут,
наконец,
расшифрованы,
и, тем самым,
проблема
идеального,
проблема
происхождения
сознания,
найдет свое
подлинно научное
материалистическое
решение.
Прошло
тридцать лет.
В 1999 году в
журнале
лВопросы
психологии╗ проводился
круглый стол под
интригующим
названием
лПсихология
ХХI века: пророчества
и прогнозы╗
(ВП, 2000, № 1). На нём Д.
И. Дубровский
высказался
таким
образом: лНа
мой взгляд, в
первые два
десятилетия
нового века
стратегические
прорывы
следует ожидать
в области
расшифровки
мозговых
нейродинамических
кодов
психических
явлений.
Подобно тому,
как биология
достигла
качественно
нового
уровня
благодаря расшифровке
генетического
кода,
породившей
генную
инженерию и
геномику
(последняя сегодня
близка к
полной
расшифровке
генома
человека), психология
обретет
новую
ступень
знания и действенности
в результате
расшифровки нейродинамических
кодов, пусть
вначале
простейших
явлений
субъективной
реальности и
функций
психического
управления╗.
Я
подумал
тогда: что же
изменилось,
если через
тридцать лет Д.
И. Дубровский
упорно
продолжает
твердить, что
всё ещё
ожидаются
стратегические
прорывы в
области
расшифровки
мозговых
нейродинамических
кодов
психических
явлений? И
даже более
того, не
просто в расшифровке
нейродинамических
кодов, но кодов
лпростейших
явлений
субъективной
реальности и
функций╗. Получается,
что за
тридцать лет
не был
расшифрован
ни один
мозговой
нейродинамический
код даже
простейшей
психологической
функции, не
говоря уже о
сложных
функциях
сознания.
Так вот,
читая
интервью с Д.
Дубровским в
2008 году, когда
почти
половина
очередного двадцатилетнего
срока уже
прошла, я
надеялся
узнать,
удалось ли,
наконец,
расшифровать
хоть
какой-нибудь,
пусть самый
наипростейший
захудалый
нейродинамический
кодЕ Но, как
говорится, не
судьбаЕ Д. И.
Дубровский
почти слово в
слово
повторил то,
что говорил и
сорок, и
тридцать, и
десять лет
назад.
На
этом пути
достигнуты
уже
важнейшие
результаты:
расшифровка
генетического
кода, генома
человека. На
повестке дня
расшифровка
мозговых
нейродинамических
кодов психических
явлений (стр. 88).
Так что
вопрос этот
всё ещё стоит
на повестке
дня. Прогресс
за сорок лет,
что и
говорить,
впечатляющий.
Это значит,
что философский
спор о
проблеме
идеального
не
закончился со
смертью Э. В.
Ильенкова. И
думаю, что
философ Д. Дубровский
в этом споре
не победит
никогда.
Просто
потому, что
разгадка
тайны сознания
лежит совсем
не там, где её
ищет Давид Израилевич.
Может быть,
поэтому он
так ничего до
сих пор и не
нашел? Не
случайно, видимо,
в большом
двадцатитрёхстраничном
интервью все
достижения Д.
Дубровского в
области
исследования
субъективной
реальности уместились
на одной
страничке.
И,
напоследок,
ещё один
фрагмент
этого интервью:
Ч
Чем вы
занимаетесь
в настоящее
время?
Ч
Сейчас я
готовлю
книгу
лСубъективная
реальность и
мозг: опыт
теоретического
решения
проблемы╗, в
которой
будет жёстко
изложена моя
информационная
теория и
представлены
два приложения
(в первом
будут
конкретизироваться
отдельные
положения
теории и
следствия из них,
во втором Ч
собраны
критические
статьи по аналитической
философии, написанные
мной в
последние
годы)╗ (с.88).
Я
так понял,
что в
предыдущих
книгах Д.
Дубровского
его
информационная
теория была изложена
мягко. И если
под словом
лжёстко╗ он понимает
как, а не что, то,
боюсь, книга
эта едва ли
будет лсодействовать
творчеству
новых
жизнеутверждающих
ценностей и
смыслов, а
главное Ч сохранению
старых,
проверенных
всей историей
человечества╗.
Рабства
без
рабовладельцев
не бывает.
Александр
Зиновьев (с.90-98).
А.А.
Зиновьев Ц
мыслитель
такого
уровня, что
писать о нём
коротко (а
потому -
неизбежно
поверхностно)
не имеет
смысла. С
другой
стороны,
выбранный
мной же самим
жанр статьи
предполагает
именно
краткость. И,
тем не менее,
некоторые
комментарии
сделать,
по-моему,
необходимо.
Зиновьев
Ц писатель, Зиновьев
Ц художник,
Зиновьев Ц
пророк. Всё
это так, но,
прежде всего,
он Ц
мыслитель. Даже
в масштабах
своего
поколения российских
философов (а
к поколению
этому
относятся и
Э. В. Ильенков,
и М. К.
Мамардашвили)
Зиновьев был
и остаётся
мыслителем своеобразным,
глубоким и
оригинальным.
А что уж
говорить о А.
А. Зиновьеве
на фоне
тогдашней
кондовой и
убогой
официальной
философии? Но,
кроме того, он
всегда был и
оставался в
высшей
степени неудобным мыслителем
Ц и в
советские
годы, и в те
годы, когда
вынужден был
уехать на
Запад.
Остаётся он
неудобным мыслителем
и сейчас.
Его
философский
опыт содержится
и
проявляется не
только в его текстах,
но и в
выстраивании
собственной
жизни по определенным,
им же
выработанным,
принципам (лЯ -
суверенное
государство╗).
Поэтому для
того, чтобы
понять мысль
А. А.
Зиновьева,
нужно любую
его
отдельную
работу
(статью, интервью
или книгу) всегда
рассматривать
одновременно
в двух
контекстах. Во-первых,
рассматривать
её в рамках
его общей философско-логической
концепции. И,
во-вторых,
рассматривать
исходя из
обстоятельств
жизни самого
философа. И вот
здесь-то мы и
сталкиваемся
с основной трудностью
понимания.
Ведь сама
философско-логическая
концепция
Зиновьева в
полном виде
не осмыслена,
не изучена и
даже толком
не
исследована. Она
просто не
знакома
многим из
тех, кто
рассуждает о
Зиновьеве. А
без этого
соотнесения
в центре
внимания
оказываются только
отдельные
его
высказывания,
- иногда
эпатажные,
иногда по-хорошему
наивные, а иногда
и провидческие.
А ведь для
самого А.
Зиновьева они
всегда
соотносились
с его теорией,
иными
словами, они
были
следствиями приложения
этой теории к
конкретным
социально-политическим
проблемам. Об
этом сам А.
Зиновьев
говорил и
писал неоднократно.
Но для
читающей
публики эти
результаты,
следствия,
выводы часто
выглядят просто
чередой
несвязанных
между собой
оценок, жёстких
заявлений и
даже
пророчеств.
Нужная
информация
всегда на
поверхности. Проблема
в том, как её
понять,
обработать
на
адекватном
интеллектуальном
уровне, адекватным
интеллектуальным
аппаратом (с. 91).
Меня
всегда, прежде
всего,
интересовал именно
логический
аппарат,
математический
инструментарий
А. Зиновьева. Это
и есть,
по-моему,
самое ценное
в его
наследии. Интеллектуальный
аппарат
почти всегда
скрыт самим
А. А.
Зиновьевым, и
о его пригодности
А. Зиновьев
предлагал
судить по тем
выводам и
прогнозам,
которые он
давал в
результате
использования
этого
аппарата. В
этом смысле
прогнозы А.
Зиновьева
сами по себе
не так уж
интересны.
Ведь как
говорит он
сам:
Моя
теория даёт
исчерпывающее
описание
любого
объекта, если
затратить
достаточно много
времени. Я
ввожу
соответствующий
принцип
лисчерпывания╗.
Любую чётко
сформулированную
проблему
можно
лвычислить╗ (с.
93).
После
смерти философа,
как всегда и бывает
в таких
случаях,
появилось
огромное количество
публикаций,
ему
посвящённых.
Конференции,
семинары,
симпозиумы,
зиновьевские
чтения и т.д. и
т.п. Ц
философское
сообщество
отдаёт дань уважения
мыслителю в
тех формах,
которые в
академической
традиции
приняты.
Знакомясь
с
материалами, посвященными
идеям и
личности
Александра
Александровича,
я надеялся,
что хоть
кто-нибудь из
этого,
довольно
большого,
количества
исследователей
и комментаторов
начнёт
профессиональный
разговор о главном
Ц а именно о
том
интеллектуальном
философско-логическом
и математическом
аппарате,
который
лежал в основе
его работы.
Сквозь
надоедливую
пелену
панегириков,
пространных
рассуждений
на тему лЯ и
Зиновьев╗, и
злобного
шипения, я
надеялся
увидеть хоть
что-то
отдалённо
напоминающее
попытку
выявить и
проанализировать
суть его
теории, тот
логический
аппарат,
которым он
пользовался. Но
пока я вижу
только
панегирики,
либо злобное
шипение. И
сопровождается
всё это какими-то
скандалами,
обращениями
в суд и прочими
коммунальными
(в смысле А.
Зиновьева)
склокамиЕА
ведь
предупреждал
же Александр
Александрович:
а
Моя
теория
тривиально
проста.
Проблема в том,
что люди,
которые
подходят к её
изучению,
имеют уже
засорённые,
захламлённые
мозги. Людям
хочется
сразу
находить
какие-то сравнения,
чтобы всё
было
узнаваемо Ч
вот это
Фукуяма, а
это
Хантингтон
или Бьюкенен
(с. 93).
Думается
мне, что
теория А. А.
Зиновьева не
так уж
лтривиально
проста╗, а что
касается лзасорённых
мозгов╗ - с
этим остаётся
только
согласиться.
И всё же,
заканчивая
мой краткий
обзор этого
интервью,
позволю себе хотя
бы в одном не
согласиться
с А.
Зиновьевым:
лИстория
не оставляет
следов. Она
оставляет
лишь
последствия,
которые не
похожи на породившие
их
обстоятельства╗
(с.92).
Я думаю,
что и жизнью
своей, и
философско-литературным
творчеством
он эту
максиму
опроверг.
а
На этом
я хотел бы
закончить
вторую часть
моих
размышлений
по поводу
книги лКто
сегодня
делает
философию в
России╗. В
третьей части
разговор
будет
продолжен.